Переступая грань
Шрифт:
И опять мама была права, и опять Таня моталась туда-сюда, разрываясь между двумя домами, преодолевая огромные московские расстояния.
– Может быть, съехаться, поменяться?
– нерешительно предлагала она.
– А твоя больница?
– возражала мама.
– Да, больницу бросать невозможно, - соглашалась с ней Таня.
– И риэлтеров я боюсь.
– Это еще что за птицы?
Таня, как могла, объясняла.
– Ну вот видишь!
– говорила мама.
– Действительно страшно. А если к тебе, то что у вас там за воздух? Ты же знаешь розу ветров - с запада на восток.
Похоже, Марина Петровна была давно готова к беседе.
– Как это - вместе?
– устало удивилась Таня.
– Видишь, ты даже не знаешь!
– Мама тут же поймала ее на слове. Нужно научить Сашеньку заниматься, записывать задания в дневнике, да мало ли что еще! Как, интересно, ты сможешь все это делать? Каким образом? Не представляю. И учти, ты грамотный кардиолог.
– В маминых устах это была высшая похвала.
– Тебе нельзя останавливаться.
И еще прошло два года. В Танин район мама переезжать категорически не хотела - в Кунцеве у нее была большая практика, - Сашеньку к Тане не отпускала. По правде сказать, Таня и сама не очень-то представляла, как справится одна и с работой, и с дочкой. Была ведь еще ординатура, были консультации в клинике; Таню как кардиолога уже знали, с мнением ее считались. А и маму лишить ее пациентов, ее очень неплохих денег, принудить жить только домашней жизнью было бы жестоко и несправедливо.
Оставалось смириться: брать дочку на выходные и праздники, проводить с ней отпуск - на море, пока не грянули необратимые перемены, а когда грянули - на старенькой даче. Но все было не то, не то! Остро чувствовала Таня, что мама с Сашкой - единое целое, а она - одна. Но тут, как чудо, посланное с небес, возник в ее жизни Женя.
– Але, малыш! Ты как?
– На три с минусом, - печально созналась Таня.
– Родная, не надо!
– взмолился Женя.
– Ну что же делать, раз так все сложилось?
– Мы шесть лет вместе, - неловко попыталась объяснить свою тоску Таня.
– Да, уже шесть, - задумчиво подтвердил Женя.
– Так тяжело...
– вздохнула Таня.
– Но почему, почему?
– закричал в трубку Женя.
– Я звоню тебе каждый день - утром и вечером, мы видимся каждую неделю, а то и чаще! Разве ты чувствуешь себя одинокой?
– Иногда.
– Иногда!
– Теперь он уже возмущался.
– Сколько женщин хотело бы оказаться на твоем месте!
– Я знаю, - призналась Таня.
– Но когда я прихожу с работы, а дома темно и пусто...
– Чем отыскивать минусы, - не слушая ее, торопился выкричать свое Женя, - ты лучше порадуйся, что пришла любовь! Любовь пришла, дуреха! Да, трудная, но любовь... Может, стоит все-таки взять Сашу?
– помолчав, осторожно предложил он, хотя мысль о Саше пугала: станет еще сложнее, где тогда они будут встречаться? Но ведь Таня страдает, его Таня страдает, и он должен помочь хотя бы советом!
– Что значит "взять"?
– возразила Таня.
– Она не вещь, не предмет. У нее там друзья, школа, любимая бабушка. И она в седьмом
Все это обсуждалось уже не раз, и выхода, казалось, не было.
– Милая моя, дорогая! Ну хочешь, я приеду прямо сейчас? Хочешь, поедем к вам вместе?
Но Таня уже опомнилась.
– Не надо, - сказала она.
– Не надо, Женечка. Я побуду с ними весь день, а в семь позвони, встретимся. Я тебя очень люблю.
Она повесила трубку, но телефон сразу зазвонил снова.
– И я, я тоже, безумно!
– быстро-быстро, задыхаясь, словно от бега, заговорил Женя.
– Спасибо, родная, за эти слова: я бы места себе не нашел, не дожил бы до нашей встречи! Позвоню ровно в семь.
2
Что такое судьба? Это когда два человека с разных концов Москвы в душный июльский вечер едут каждый по своим делам в Ленинку - Женя в третий научный зал, Таня в зал периодики, чтобы посмотреть свежие поступления, а их ждет встреча, которая все в жизни переиначивает.
Часа через два оба делают небольшой перерыв, идут, опять-таки каждый сам по себе, в буфет - он же вот-вот закроется - и оказываются случайно за одним, круглым и высоким, столиком - со своими подносами, хлебом, сардельками, коричневатой бурдой, нахально именуемой "кофе".
Оба навсегда запомнили этот долгий и жаркий вечер.
Женя искоса поглядывал на стоящую напротив женщину. Опустив глаза, она старательно пилила огромным тупым ножом хилую, сморщенную сардельку. Длинные, густые ресницы, брови вразлет, высокий лоб, легкий загар, черные и блестящие волосы, нежная, без единой морщинки, шея в вырезе ослепительно белой кофточки. Вот она подняла наконец глаза, и у Жени на миг замерло сердце: какая красивая! Глаза цвета морской волны смотрели серьезно и даже строго, и была в них какая-то тайна - печаль, а может быть, след страдания - или все это он придумал?
– Распилили?
– улыбнулся незнакомке Женя и показал своим, таким же тупым и огромным ножом на сардельку.
– И почему в библиотеках всегда так скверно кормят?
– подумала вслух незнакомка.
– А чтобы не отвлекались!
– обрадовался, что не отвергнут, Женя. Пришли грызть гранит науки - значит, грызите! А вон на том столике вроде горчица. Хотите?
Не дожидаясь ответа, он бросился к дальнему столику, где ждало его горькое разочарование: в белой плошке на донышке желтело что-то похожее на высохшую замазку. Возможно, в прошлом это было горчицей.
– Не везет, - весело сказал Женя, показывая баночку незнакомке. Можно, конечно, рискнуть, так ведь не отколупаешь...
Слово выдалось какое-то неудачное: так или не так говорится? Женя испугался: вдруг она подумает, что он дурак, и вообще, пока он носился туда-сюда, незнакомка с сарделькой уже расправилась. "Сейчас уйдет! Где ее тогда отыскать?
– испугался Женя и, глотнув холодного кофе - горло непроизвольно сжалось, - отложил вилку и нож.
– Что бы еще сказать?"
– Какая жара... Правда?