Перейди за Иордан. Судьба сильной женщины на переломе эпох
Шрифт:
Папа сразу уехал. И дети остались с мамой на далеком Урале. Мамина сестра и соседи одели беженцев и помогли обзавестись самым необходимым. Мама стала заниматься с алей и Мишей.
Учиться с мамой было просто замечательно, она всегда рассказывала много интересного, чего не было в учебнике, а по алгебре и геометрии это была просто увлекательная игра.
Выпал первый снежок. Мама сказала: «Алинька, давай возьмем пачку чая и поменяем ее на шерстяные носочки». Они пошли на рынок. Менять или продавать чай не разрешалось, это приравнивалось к спекуляции, а за спекуляцию во время войны полагалась «решетка». А как же иначе? Ведь
Шло время. И как ни хорошо было в Тирляне после Куйбышева, но было очень голодно, ведь была только пустая картошка. Продовольственных карточек они не получали как неработающие. И мама опять стала подумывать о чае. Как-то она встала рано и пошла на рынок, пока дети еще спали. И вернулась с фунтом сливочного масла и бутылкой молока. Как это вкусно – картошка с маслом! Но радости как-то не было. Аля помнила, как мама всегда говорила, что нужно жить так, чтобы не нарушать закон. А вот теперь они нарушали и боялись, и от этого не было радости. А в шкафу стоял чемоданчик с чаем…
Тирлян – город маленький, и все все знают друг о друге. И когда мама с алей опять пришли менять чай на продукты, к ним подошел милиционер и сказал: «Пройдемте со мной, гражданка». И они пошли. Пошли молча, обреченно.
В Тирляне своей милиции не было, и их повезли в Белорецк. Ехали по узкоколейке, наверное, целый час. Маленькие вагончики, маленький паровозик «кукушка».
Вечерело. Приехали в Белорецк, пришли в милицию. Начальника там не оказалось, пришлось ждать. Милиционер сидел в кабинете, а мама с алей в прихожей. Прождали часа два. Стемнело. Милиционер и говорит: «Вы сидите здесь, а я пойду поищу начальника». И ушел. Мама смотрит на Алю, Аля на маму…
– Доченька, если у нас найдут чай, то меня посадят в тюрьму. Понимаешь? Его надо уничтожить. Ты помнишь, как мы ехали сюда? Ты сможешь добраться до дома? – шепчет мама.
– Да, помню. Я обязательно доеду.
– Ну, тогда иди… Тихонько… Чтобы тебя никто не видел. – И положила ей руку на голову.
Аля вышла из милиции. Кругом темно, никого вокруг. Она постояла, привыкая к темноте, и пошла… Пошла, не зная куда идти, шла наугад, в ночь, и зная только одно – ей нужно дойти до дома. И тут она услышала гудок «кукушки» и пошла на его зов.
Станция была почти пустая, стоял лишь один состав из нефтяных цистерн. Аля нашла цистерну с железной лесенкой и вскарабкалась по ней на маленькую платформу. Паровозик еще раз прогудел, дернул цистерны, и они рывками поехали. Куда? Туда ли, куда нужно? Но спрашивать и не у кого, и нельзя. И опять она поехала наугад.
Из-за гор поднялась полная луна. Она осветила темные горы, маленький поезд, идущий по узкоколейке, и одинокую фигурку девочки, коченеющую на холодном ветру.
Что было на душе у девочки? О чем думала она? Она ни о чем не думала, она смотрела на небо и повторяла одно
Что знала она о Боге? Кто учил ее? Никто. Это пришло само. Она любила море, камни, любила тишину, лес, деревья. Любила подолгу смотреть на небо, и это пришло… Пришло сознание, что есть Творец, который создал небо, землю, море. Создал все, все и ее саму. Она встречала Его во всем, что любила: в цветах, в закате, в синем небе… она не знала ни о Церкви, ни о ее законах. Иногда ей казалось, что мама что-то знает, но она никогда с ней об этом не говорила. Порой она слышала не совсем понятное: «Не делай так, это грех» или: «Пойди помоги соседям, так нам заповедано».
Как-то Але купили новые босоножки. К ней зашла ее подруга Марго, девочка из ее класса. Марго увидела босоножки, долго крутила их в руках, рассматривала, а потом поставила и сказала: «Аля, если ты настоящая подруга, не надевай их в школу. Знаешь, у нас нет денег купить босоножки, а если у тебя будут, а у меня не будет, я… ну, я не знаю, я не пойду в школу…»
– Маргоша, ты что? я не надену их, ты только ходи в школу…
Эти босоножки не давали Але покоя…
Деньги в доме лежали открыто, в ящике тумбочки. Мама и папа клали туда свою зарплату, а когда кому нужно было, тот и брал.
Аля подошла к тумбочке… Постояла. Почему-то было страшно… Но она пересилила себя, открыла тумбочку и взяла 25 рублей – столько стоили босоножки. И тут же пошла в магазин, купила эти несчастные босоножки и бегом помчалась к Маргарите. А вечером пришла мама Марго и благодарила за подарок.
После ужина, когда дети были уже в постели, мама пришла к ним, прилегла на Мишину кровать и стала рассказывать детям очередную сказку – она была такая мастерица рассказывать сказки! В этот вечер она рассказывала о прекрасной принцессе, которая взяла у папы тайком деньги, чтобы подать бедному мальчику. Король ничего не сказал принцессе, но когда она спала, он положил ей под подушку записочку: «Дорогая принцесса! Если тебе нужны деньги на добрые дела, мой кошелек в твоем распоряжении. Но брать деньги без разрешения – это значит воровать. А это нарушение восьмой заповеди».
Аля долго не могла заснуть: ей было стыдно и горько. И она встала, пришла к маме и, заливаясь слезами, рассказала о деньгах и о босоножках. Мама успокоила ее, дала тепленького чайку с молоком и проводила в постель: «Спи, Алинька, у тебя живая совесть, она не даст тебе заблудиться. Спи спокойно, моя хорошая». И мама подержала свою руку на Алином лбу, как будто что-то передавая ей.
Это было давно, там, в Сухуми… А сейчас она замерзает на трясущейся цистерне, а мама там, на скамейке в пустой милиции. И Аля смотрит на небо и молит Бога о помощи, о маме, о брате… Ее молитва простая, но она к Всемогущему и Любящему… и он с ней рядом…
Поезд прогудел и остановился. Это был Тирлян. Аля спустилась с цистерны и попыталась идти, но ноги не слушались. Они окоченели. Она пыталась растереть их руками, но и руки еле двигались. Тогда она просто заставила себя идти – медленно, медленно, шаг за шагом, и постепенно ноги начали двигаться. И двигались они в сторону дома.
Городок спал, было тихо и светло – полная луна освещала пустынные улицы. Изредка собаки, разбуженные ночной путешественницей, поднимали лай, но беззлобно, просто так, для порядка.