Первые шаги
Шрифт:
Савин загорелся желанием мести, жестокой, кровавой… Но как узнать, где сейчас мерзавец, как найти его?
— Своими руками дал подлецу деньги, обеспечил и отправил в вольный свет! — шептал Сидор Карпыч побелевшими от ярости губами.
Решение мучительного вопроса Савин нашел неожиданно, вспомнив, как исказилось лицо шпиона при его угрозе сообщить правду железнодорожникам.
«От них не скроется, — злорадно думал он. — Доказательства можно представить, за деньгами дело не станет тоже…»
Савин поехал на квартиру к Плюхину.
Сначала Александр Никонович даже подумал, не убили ли его. Но потом ему доложили, что Вавилов сел в поезд и уехал. С Савиным о своем помощнике не удалось поговорить — помешала неожиданная смерть Калерии Владимировны.
— Александр Никонович! Я человек деловой, прямо скажу, зачем пришел, — заговорил Савин, садясь в кресло против хозяина.
— Говорите, Сидор Карпыч. Рад вас послушать, — настораживаясь, ответил Плюхин.
— У вас есть дело на Вавилова, ну, то, в котором он обязался шпиком быть, — уверенно продолжал купец, не обращая внимания на изумленное лицо хозяина. — Скажи, тебе пятьдесят тысяч хватит за то, чтобы ты отдал его мне и навсегда забыл про него?
Жандарм был ошеломлен сначала тем, что Савин так много знает, а затем названной суммой.
— А на что вам? — пробормотал он невнятно.
— Удружил он мне, так хочу отплатить, — небрежно протянул Савин. — Только уж по-честному: сам про него забудь и никому не пиши. Деньги — вот они. Об этом будем знать ты да я, — добавил миллионер и выложил пачки на стол.
За несколько мгновений Плюхин пережил больше, чем за всю прошлую жизнь.
Вначале его охватил гнев. Как смеет купец ему говорить «ты» и вообще разговаривать таким тоном?! Но обещание пятидесяти тысяч прозвучало ангельским пением, и гнев исчез. Потом мелькнула мысль о том, может ли он отказаться от такого сотрудника, как «Верба», но тут же память услужливо напомнила, что тот куда-то уехал, не пишет, его еще нужно разыскивать.
Подумал он и о том, что расписку от «Вербы» можно вновь получить, но, взглянув на Савина, тотчас же отказался от этой мысли: с таким свяжись — не рад будешь!
«Черт с ним! Из Клинца тоже неплохой провокатор вырабатывается. Сейчас спокойно, можно не спешить», — решил он наконец, вынул заветную папку из стола и молча подал ее Савину. Увидев фотографию с надписью «Вавилов-Верба», тот вздрогнул, быстро закрыл папку и подвинул пачку денег к Плюхину.
— Я у вас не был, ни о чем мы не говорили, а этого прохвоста никогда и в глаза не видали, — произнес он, вставая, и спрятал дело «Вербы» во внутренний карман.
Плюхин в знак согласия молча наклонил голову. Действительно, «Верба» для него оказался золотым, думал он, жадно глядя на свалившееся богатство.
— Ступай завтра на выселки и выясни, кого из железнодорожников первым арестовали в тысяча девятьсот пятом году. У него жена бойкая осталась, кажись, с двумя мальчонками.
Тот немедленно ушел.
В ожидании посланного Сидор Карпыч места себе не находил.
«Хотя эти революционеры и враги богатых, а молодцы. Вся власть против них, а они не сдаются», — размышлял, нетерпеливо расхаживая по кабинету. Сейчас его радовала сила революционеров, он верил, что они отплатят кровью предателю за себя, а значит и за его горе.
Митька вернулся поздно вечером.
— Выслали Потапова, Мухина и Семина. У первого баба бойкая и два мальчонки, старший в депо работает, сама на купцов стирает, — доложил он, подавая записку с подробным адресом.
— Молодец! — похвалил хозяин и протянул ему четвертную. — Поди погуляй!
Ученики Сашка Потапов и Стенька Мухин восхищали учителей прилежанием и серьезностью. Уже на третий месяц старые слесари, пошептавшись между собой, вручили ученикам по трешнице. Те от радости как на крыльях полетели домой.
Сын Григория по натуре был чрезвычайно подвижным мальчонкой, и ему иногда с трудом удавалось удержаться от какой-нибудь шаловливой выходки. Стенька, смуглый, высокий и худенький, в противоположность товарищу, был молчалив и застенчив. Только наедине с Сашкой он высказывал свои затаенные мысли.
По-разному проявляли друзья и свою радость. Сашка, выйдя из депо, неожиданно прошелся колесом, потом схватил друга за плечи, предлагая бороться.
— Ну тебя! — отбивался Стенька.
— Эх ты! Знаешь, как мамка обрадуется! — звонким тенорком говорил Саша, забыв про свою привычку басить. — Мишке обязательно куплю сапожки — давно каши просят…
— Я мамке отдам. Она сама знает, чего надо, — рассудительно проговорил Стенька.
— А я сам, что ль, побегу за покупкой? — сдался Александр.
Вечером все собрались у Потаповых. Пелагея, утирая радостные слезы, говорила:
— Вот и помощи дождались мы с тобой, Катенька! Отцов-то надо весточкой порадовать. По их дорожке старшие сыновья пошли.
Катя с невыразимой лаской, молча смотрела на Сашу. «Пойдет по дороге отца, поучить только надо», — думала она. Не стыдно ей будет при встрече взглянуть мужу в глаза.
Миша и Ванюшка вились возле старших братьев, откровенно завидуя им, а те сидели важно, всеми силами стараясь походить на старых, опытных слесарей. Сестренка Стеньки издали посматривала на ребят: никому на свете не призналась бы она, что русоволосый, румяный Сашка ей нравился больше родного брата.
Через несколько дней Екатерина Максимовна, услав младшего сынишку к Мухиным, завела со старшим разговор о слесарях, которые учили его и Стеньку. Она пыталась незаметно для Сашки выяснить их настроение. Ответив на несколько вопросов, Сашка, хитро прищурив серые глаза, выпалил: