Первые шаги
Шрифт:
Вавилов вздрогнул. Холодный пот от охватившего его животного ужаса заструился по спине. Он вдруг словно увидел перед собой лица Федулова, Алексея, Григория, Мезина… Да, если узнают про выдачу девушек, они растерзают, убьют его. Он поднял глаза и, взяв деньги, свернул и положил в боковой карман.
— Листовки вновь появились, — конфиденциальным тоном сообщил Плюхин, чуть улыбнувшись, когда Вавилов взял четвертные. Ему было понятно течение мыслей будущего помощника. «Не хочу» он больше не скажет. — Но сейчас главное не в этом. Не будем охотиться за «стрелочниками». Нам с вами следует
— Нет, Александр Никонович, поздно. Все подготовлено. Можно другое — сорвать после начала. Аресты, кроме разоблачения меня, если я останусь на свободе, ничего не дадут, — ответил Вавилов. Он знал, что рабочие еще скорей бросят работу, если арестовать Федулова, Шохина и других.
— А что же вы предлагаете? — спросил Плюхин, и провокатор развернул перед ним план постепенного удушения рабочего движения в Петропавловске.
— Хорошо! Делайте все так. Я вам верю, — сказал он, когда «Верба» замолчал.
— Во мне вы, Александр Никонович, не ошибетесь, — заверил его Константин.
— Встречаться мы пока не станем. Будете передавать мне сведения письмами через Савина, задания получать тем же путем, — проговорил полицмейстер и на вопросительный взгляд Вавилова добавил с усмешкой: — Он немного знает, — и пересказал свой разговор с Савиным.
Оба рассмеялись.
— Теперь идите. Вот вам еще сто рублей, а в дальнейшем будете получать смотря по результатам.
Вавилов взял и эти деньги, сделал шаг к дверям и обернулся. Плюхин вопросительно взглянул на него.
— Я хочу вас спросить, Александр Никонович, — не совсем уверенно заговорил Вавилов: не сочтет ли за дерзость? — Несколько месяцев назад был сделан безрезультатный обыск в доме Хасана Сутюшева по Новомечетной. Кто-нибудь донес? Возможно, его следует использовать…
Плюхин пренебрежительно махнул рукой.
— Не подойдет! Сообщил нам о том, что будто бы брат Хасана привез какие-то подозрительные мешки, Егор Маслаков, подрядчик, он постоянно вертится среди возчиков-гатар со своими компаньонами. Дурак, пьяница, драчун… — Александр Никонович хотел показать полное доверие своему будущему помощнику.
Когда Вавилов вышел из кабинета, Плюхин долго сидел за столом, думая о нем. «Это несомненная удача, — решил он. — С его помощью я покажу, как надо работать. Он умен, для него главное — собственная персона. Таких совесть не мучает. Рабочих он боится и за это ненавидит их…»
А помощник царской охранки, оглянув с крыльца улицу и убедившись, что пусто, быстро перебежал на противоположную сторону и большими шагами пошел от опасного места. Пройдя два-три квартала, он замедлил шаги и даже стал потихоньку насвистывать. Пока все обернулось в его пользу, может, и дальше пойдет хорошо. Впереди деньги и свобода действий. Во время забастовки можно незаметно кое-кого убрать. Долго она не продлится. Он будет чист перед всеми. Если произойдет революция, он и тогда пойдет далеко. Папка здесь, у Плюхина. Ее можно постараться вовремя уничтожить, и тогда у него будет большой стаж подпольной революционной работы. «Живем один раз, и умный человек
— Товарищи! Железнодорожная забастовка охватила всю страну, докатилась до Омска. Прекращают работу служащие почты и телеграфа. Это политическая забастовка. Она может поставить царское правительство на колени. Вы должны немедленно присоединиться к ней… — страстно бросал молодой человек в спецовке, стоя на высоком камне.
Ветер развевал его темные, волнистые волосы.
Шел митинг железнодорожников. Собрались на еврейском кладбище. Возле выступающего стояли группой Федулов, Шохин, Григорий, Мезин. Тут же находился и Вавилов. Оратор был приезжий, его Константин видел впервые и старался запомнить каждую черточку лица. «Наверно, это и есть „наш товарищ“», — думал он.
Когда выступающий кончил речь, все заволновались и зашумели. «Чего еще ждать?», «Не отстанем от Омска!», «Пора!» — выделялись отдельные возгласы.
— Товарищи! Забастовку объявим с завтрашнего дня, — заговорил Антоныч, сменяя приезжего. — Наши требования уже выработаны. Сейчас подберем дежурные пикеты. Никто не должен завтра идти на работу. Перронный пикет пропустит только воинский эшелон, возвращающийся с Дальнего Востока…
Рабочие шумно одобрили его предложение.
После Антоныча на камень вскочил Вавилов.
— Наша задача, товарищи, — добиться чтобы к нам присоединились городские рабочие, служащие, приказчики, чтобы замерла жизнь во всем городе. К несчастью, мы до сих пор очень мало обращали внимания на город. В этом и я виноват. Но сейчас ошибку надо срочно исправить: одним железнодорожникам трудно долго продержаться…
Выступление Вавилова вызвало нестройный гул. Часть рабочих с ним соглашалась, другие возмущались.
— За рабочих-татар я ручаюсь, — резко выделился голос Хатиза Сутюшева.
— К сожалению, я этого не могу сказать про рабочих и служащих моего хозяина. Хитер, сатана! С сегодняшнего дня всем прибавил плату. Грошовую надбавку, да дал сам. Попробуй теперь, поговори с ними! — отозвался Вавилов. В его тоне звучало искреннее огорчение.
Антоныч и приезжий переглянулись.
Приступили к отбору пикетчиков. Выбрали самых крепких ребят. Восемь пикетов, по шесть человек в каждом. Рабочие начали расходиться. Потапов, Семен и Мезин подошли к Вавилову.
— Пойдем быстрее, Костя! Надо нам сегодня же наметить программу действий на завтра по городу, — сказал Григорий. — Листовку составят без нас. До сада можно дойти вместе, а там пойдем разными улицами.
— Пошли, пошли! Время терять нечего. И так много потеряли, — энергично ответил Вавилов.
Простясь с приезжими, Антонычем и группой рабочих, стоявших возле них, все четверо быстро пошли к городу. Разговаривая со своими спутниками, Вавилов думал:
«Видно, „товарища“ сегодня отправят в Омск. Но кто он? В Омске я его не видел. Наверное, новенький. Он еще очень молод…»
Утром три пикета цепью отгородили депо и вокзал от города. Перед гудком к станции потянулись рабочие, не бывшие на вечернем митинге, и служащие железной дороги.