Песчаное небо
Шрифт:
Через несколько минут коктейль вкололи, оборудование распределили, проверили связь, перешли с атмосферных фильтров на изолированный, химический, сладковато-теплый воздух и начали обвязываться крепким, упругим жгутом. С кораблем связь отсутствовала, кверки проверили — а с Малышом Севи переговаривалась вполне сносно, судя по ее сосредоточенному взгляду в никуда. Бот все так же покачивался из стороны в сторону, и мы тоже покачивались вместе с ним — ветер Краптиса приучил нас постоянно держаться за какие-то недвижимые конструкции хотя бы одной рукой, и это нам чертовски мешало. Чувствовал я себя все хуже: пот застилал глаза, в груди начало покалывать, но кровотечение прекратилось. Я иногда с иронией поглядывал на замаранное стекло своего шлема. Весело началась экспедиция… Вскоре мне полегчало — видимо, коктейль начал действовать.
Абвир оглядел всех нас, готовых к выходу, и заметил, что Фарч ни за что не держится.
— Держитесь, капитан, покрепче… — сипло посоветовал он, и разблокировал дверь. Дверь тут же вырвало у него из рук и бот начал напоминать салон самолета с пробоиной, из наших древних фильмов. Пока мы приходили в себя, судорожно вцепляясь во что ни попадя обеими руками, песочная взвесь в момент запорошила отсек и продолжала бессильно цокать нам по шлемам. Стекло покрылось первыми… нет, не трещинами — я не сразу понял, что это царапины, и их становилось все больше с каждой секундой. Скоро я окончательно ослепну, надо шевелиться. Но выходить наружу первым мне абсолютно не хотелось.
Проем заслонила какая-то громада — я испугался, что это огромный булыжник, потом опознал Малыша. Всеми своими щупами он вцеплялся во все, до чего мог дотянуться — на манер огромного раскрытого зонта, без полотна и рукоятки. Основательно вкопавшегося зонта, надо признать. Первое щупальце он обвил вокруг Абвира, потом дотянулся до Севи, Фарча, и, наконец, до моей, сидящей позади всех, персоны. Славная Цейса тут же возникла в памяти и у меня потеплело на душе. Мы и правда высадились удачно — никто ничего не сломал, и у трапа нас встречали. Вероятность возвращения росла с каждой минутой, просто разбухая на глазах — с Малышом и сам черт был мне не брат.
До цели нашего визита мы добирались ползком, рытьем и волоком. Меня очень сильно заинтересовало, как до этих врат ада добирался беглец — маловероятно, что у него тоже имелся свой киборг. Явно ему помогли, так что кто-то в этом Краптисе и правда жил. Сомнений в этом не оставалось.
5. Тоннель
Цейса сидела перед пультом как на иголках, пытаясь хоть что-то разобрать в суетливом, завьюженном свисте электронных помех и посторонней свистопляске шумов. Экраны кибернетик выключила — Гасс сидел в своей каюте безвылазно, Грезота с Плухом она выгнала — а ей визуализация приема была ни к чему. Насколько она поняла, бот опустился в рассчитанной точке, и фатальных эксцессов там не произошло. Все остальное понять было невозможно — вездесущий грозовой фронт сводил на нет малейшую попытку передачи данных: какофония шумов и сбивчивые ошметки передач Малыша абсолютно не поддавались анализу. Радар — все, что ей оставалось использовать в полной мере, но с такой высоты и с таким количеством кремниевой взвеси в атмосфере… Цейса чувствовала себя поистине слепой. В дессмийской интерпретации этого понятия.
Она ощутила чье-то присутствие за спиной — и поспешно привела в порядок мысли. Это мог быть только Гасс — все остальные топали так, что она чувствовала их появление за парсек. Мокрый маячил где-то вдалеке, не приближаясь, и при желании можно было бы уловить его излишне фонящее смущение. То есть она настолько сконцентрировалась на приемнике, что не заметила, как кто-то вышел из своей каюты — вероятно, ей уже пора на отдых.
— Цейса… — осторожно проронил биолог. — Если ты не желаешь моего контакта, то могла бы включить экраны. Я ж волнуюсь.
Неприятное проникновение чужого разума на этот раз показалось кибернетику не таким мерзостным — биолог искренне переживал за приматов. Собравшаяся было вытолкать Гасса из рубки и из собственной головы, Цейса на сей раз постаралась сделать это предельно тактично:
— Гасс… ты даже не представляешь, как мне трудно в настоящий момент. Все мое внимание целиком задействовано на получении данных с поверхности — вернее, сущих их крох — я даже приматов из рубки удалила, чтоб они не мешали. Даже их молчаливое присутствие вносит дополнительные искажения в информационную неразбериху у этого проклятого куска суши. Давай, потом…
Реплика была, разумеется, мысленной — так что оскорбить остальных присутствующих
— Усиление мыслепередачи… это и вправду возможно?
— Теоретически. У нас на планете изобретен и изредка используется усилитель опасности, и даже радости, так что принцип устройства мне понятен. И все же — мне сейчас и правда не до тебя.
— Цейса, это биологически невозможно.
Кибернетик почувствовала, как ее снисхождение стремительно испаряется, а ее саму захлестывает волна неконтролируемой злости, и она в один прыжок подскочила к Гассу вплотную. Однако касаться мокрого она даже в таком состоянии не собиралась, несмотря на все свои инстинкты. Исковерканная эволюция превратила дессмийцев в бленнофобов, хотя улитки когда-то прекрасно уживались с их далекими океанскими предками.
— Я сообщила тебе, что сама разберусь со всеми нюансами и обстоятельствами, улитка! — многоголосо заорала она на всю рубку. — Ползи отсюда вон, я сейчас занята! За-ня-та!!! Слизь планктонная…
Она метнулась обратно к пульту и снова судорожно попыталась разобрать, что происходит на планете. Но у нее ничего не вышло, и она в бессилии зашарила по пульту в поисках чего-то тяжелого — ярость требовала выхода. Гасс ощутимо вздохнул, и отправился восвояси. Вскоре дверь его каюты бесшумно затворилась, Цейса поняла это по характерному воздушному колебанию, едва заметному. Колебания отслеживала не кожа, а вживленные сенсоры.
Она постаралась успокоиться и снова вплотную занялась наблюдением за поверхностью Краптиса. Но желанное успокоение не спешило приходить ни в какую — мокрый довольно изощренно всколыхнул в ней давно зреющие сомнения. Но об этих сомнениях не стоило и думать! И уж тем более в пораженческом контексте рассеянности! Кибернетик подозревала, что спать она отправится — дай глубь через неделю, и это тоже вносило свою долю в совершенно ненужное сейчас раздражение и отчаяние.
Все будет хорошо! Вот на чем следовало бы сфокусироваться! Она — дессмийка, и этой поганой планете не по зубам ни ее технологии, ни разум. А уж тем более не по зубам Малыш с пассажирами… Главное им сейчас — уйти с поверхности, а там будет легче — она в это верила неколебимо.
Больше ей ничего и не оставалось.
* * *
Примерно через полчаса мы очутились в обширной пещере. Земные аналоги на нее походили крайне отдаленно — все тут было чужое, а может я совершенно не разбирался в спелеологии. Сам минерал стен, их чрезмерная гладкость, зеленоватый цвет, причудливая текстура на отекших сломах… Пол под небольшим слоем песка казался отполированным — песок, кстати, выглядел вполне обычным, только мелким. В пещере истончилась, просветлела сплошная стена пыли перед глазами — ветер лупил наружу, и был чист — я начал хоть что-то видеть. При взгляде на Малыша у меня сразу и очень сильно испортилось настроение. Раннее я ошибся, полагая, что никто ничего не сломал — две ноги киборга были оторваны: одна под корень, вторая примерно посередине. Третья, варварски истертая, не шевелилась и просто ползла за ним на манер хвоста. Остальные пять ног, вроде, функционировали исправно, судя по тому, что нас он умудрялся ни придушить, ни растерять. В голове зияла прореха, залитая какой-то металлизированной дрянью — раздрызганно и неровно. Тяжело пришлось нашему первопроходцу — не зря Цейса так огорчалась. Впрочем, «тяжело» — это было такое слово, которое пропитало каждую пядь Краптиса, включая и твердь, и воздух, и наши умы с телами. С умственной активностью, кстати, у киборга тоже что-то разладилось — Малыш иногда вздрагивал и невпопад сокращал некоторые из ног. Кроме того, он неловко оскальзывался, суетливо скребя по отполированному камню, как нашкодивший кот. Выглядело это не смешно, а удручающе. Кроме того, киборг выглядел слабым — тащил он нас с видимым усилием. Когда я посмотрел на донельзя обвешанных амуницией и припасами кверков, запоздало мелькнула мысль, что надо было бы связать отдельный тюк и тащить его… да хоть и втянуть на том же фале, прямо отсюда. Видимо, примерно о том же думали и кверки, так как злые они были до невозможности. А может багровые их лица свидетельствовали о многократно усиленных потугах — и то, и другое нам с капитаном следовало воспринимать с опаской.