Песчаное небо
Шрифт:
Также скользя по гладкому, как каток, полу — ну не поворачивался у меня язык называть это безобразие землей — мы медленно продвигались все дальше вглубь пещеры, утопая в скудных барханах наносов. Малыш выполнял роль буксира, а мы — балласта. Наши тщетные потуги продвигаться самостоятельно выглядели жалко и нелепо. Чем дальше вглубь, тем сильнее сужалась пещера, и стены ее становились все более шершавыми. Пол — тоже, но я уже не особо отслеживал особенности. Перед глазами все плыло, кровь бухала в висках, да еще свист ветра казался все более оглушающим. Метров через сто, когда вокруг сильно стемнело, мы увидели, как сузившийся скальный ход постепенно заворачивает за угол. Поняв, какая тьма будет там, за поворотом, я в последний раз решил осмотреть стены, будто боясь, что больше их не увижу.
Процессия остановилась, и все воззрились на меня. Все, кроме Малыша — тот осел и замер. Я захотел ткнуть в направлении стены рукой, не смог — и яростно боднул головой в нужную сторону. Все тоже перевернулись на спину, и стали разглядывать заинтересовавшую меня стену.
Граница стен и потолка отсутствовала, свод был совершенно покатым. И, наверное, ближе к стене, чем к потолку мы увидели на темном камне нечто постороннее. Рисунок. Или надпись… Малыш, подчиняясь приказу, осветил участок стены поярче, и мы в подробностях смогли разглядеть начертанное. Разглядывать там, в общем-то, было нечего — какая-то черная блямба, загогулина. Совершенно не возникало сомнений, что это не природный нарост или даже чуждое плоское существо — рисунок сильно истерся, и чем-то напоминал какой-то неведомый символ, или даже эмблему, будто тут водятся драконы. Черная, сильно неровная полоса загибалась подобием спирали, или эдакой стилизованной шестеркой, лежащей на боку. Некоторое время мы молча хлопали глазами, потом Фарч ехидно поинтересовался, точно ли кверки открыли эту планету? В общепринятых кверковских символах я разбирался неплохо, и эта загогулина совершенно на них не походила. Вообще ничем — это явно оставили не кверки. И, похоже, что очень давно. Это тоже было поразительно — рисунок, на манер татуировки, выглядел хоть и древним, но четким, несмотря на то, что поверхность истерлась довольно ощутимо — надпись имела толщину.
Малыш сгрудил нас кучей у стены, отсканировал рисунок, пару минут посидел в неподвижности и посеменил к выходу. Фарч проводил его задумчивым взглядом, насколько я разглядел этот взгляд в сильно сгустившихся сумерках.
— Снаружи связь… лучше? — услышал я в наушниках его голос.
Кверки не снизошли до ответа. Что-то они на этом Краптисе совершенно распоясались, Фарч — все-таки капитан. Нельзя так. Я со вздохом опять посмотрел на черное пятно. Оно не было похоже не на один межгалактический язык, хотя в символике всех известных чужих я разбирался не сильно. Если надпись оставили вероятные местные жители — тоже странно, что с такими продвинутыми технологиями работы с камнем они не используют поверхность своей планеты. Уж какой-нибудь форпост у входа могли бы поставить… Впрочем, какие тут, к черту, жители — вараны да змеи — больше тут никто бы не выжил.
Минут десять назад по моему телу начала растекаться слабость, и она все усиливалась. Сейчас, когда я подумал об этой слабости предметно, стало понятно: коктейль перестает действовать. Скоро мы опять превратимся в вялошевелящихся, обессиленных заморышей — надо бы поспешить. Но спешить абсолютно не хотелось, хотелось спать. И есть. Я закрыл глаза, и решил хоть как-то отдохнуть, раз уж у нас получился такой спонтанный привал. Но вскоре вернулся Малыш, бесстрастно доложил, что «сообщение передано неоднократно, связь отсутствует», снова обвил нас, каждого в районе груди, и мы отправились дальше.
Рывки Малыша мне очень быстро надоели — у нас что, нет другого способа передвижения? Мы все трое суток так и будем ползти на брюхе? Я попытался встать — не получилось. Сильный ветер вносил дополнительную нагрузку, это черт знает, что такое! Как жаль, что антиграв слишком громоздкий — это первейшая вещь в такой адовой обстановке, я бы лично выдрал его из корабля, дай мне кто такую возможность. Надо было сляпать хоть какие-нибудь тележки, санки… я был вне себя от своей беспомощности и злости.
Минут через десять после поворота Малыш включил свет — слабый и рассеянный. И пол, и стены совершенно потеряли свою природную полировку, ползти становилось все труднее. Появились бугристые грани, неудобно
Наконец, похоже, даже Севи устала. Малыш утвердил нас у покатой стены и уселся сбоку, чем несколько перекрыл давящий из недр тоннеля воздушный поток. Кверки опять перекинулись несколькими непонятными фразами, затем Абвир объявил, что следует снова перейти на фильтры. Песок тут практически отсутствует, пояснил он, а кислород на всякий случай следует экономить.
Я обвел озадаченным взглядом нашу недвижимую компанию. Сказать-то боец это сказал, только сам он переключаться на фильтры не спешил — насколько я заметил. Или он переключился ранее?
Фарч зло скривился и переключил подачу воздуха в своем скафандре. Кверки смотрели на результаты этого действа внимательно, а я — озадаченно. Запоздало меня кольнул стыд — вообще-то капитан мог приказать перейти на местный воздух первому мне, как подчиненному — но он сделал это сам. В пику кверкам, по всей вероятности. Я, не дожидаясь каких-либо визуальных пагубных последствий у лаугха, тоже поспешно переключился на фильтры. Кверки восприняли это как должное, а Фарч лишь насмешливо на меня зыркнул. Сам он, к слову сказать, выглядел очень паршиво — насмешка придала его, вздувшемуся сизыми венами, изможденному лицу еще более страшное выражение. Он постарел, осунулся, и похоже, собирался вот-вот отдать концы. А его еще тут используют, как лабораторного мыша! Мне только сейчас пришло в голову, что первым за Малышом сидел капитан, затем я, дальше Абвир, и Севи — последняя. Это что, нынешний командный ранжир? Кто кого заслоняет от ветрюги? Если так, то меня оценивали больше, чем капитана. За навигаторские умения, надо полагать — черта-с-два они без меня долетят до Каоха: на прямой траектории им попросту не хватит топлива. А Фарч для кверков вполне являл собой разменную монету, пушечное мясо. И знал — или подозревал он об этом, похоже, с самого начала, еще на «Цветущем». То ли Гасс просветил, то ли и сам прекрасно изучил своих смотрящих, вдоль и поперек. Насквозь. Видимо, не первый раз они так высаживаются — я-то в основном отсиживался в рубке, и за потерпевшими по чужим планетам не бегал.
Я отвел взгляд и растерянно стал смотреть на противоположную стену. Ну да, градиент высших рас — это я уже слышал. Но лаугхи — высшая раса для нас, людей — так почему же капитан не обращается со мной так же, как кверки с ними же, каохцами? А может и обращаются, просто мне повезло с капитаном?
Я вздохнул и закрыл глаза. Чему быть — и катись оно все к черту. Может, это ранжир, а может, мое воспаленное самомнение, какая разница… Мы, люди — так или иначе влезли в межрасовые разборки, хоть нам еще расти и расти до их технологий, даже до лаугхских. Значит, будем расти.
Воздух, меж тем, запах озоном. Насколько позволяли мне это определить фильтры. Слабо, но что-то такое в нем чувствовалось. И он казался несколько спертым, а скорее, в нем попросту недоставало кислорода. Или тяжесть вносила свои коррективы… но дышать мы могли почти свободно. Я очень редко дышал воздухом чужих планет, и именно этот мне не понравился — мне вообще тут ничего не нравилось…
Кверки тоже переключились на фильтры, затем Севи достала свой медицинский кейс. Я тут же начал пожирать его глазами, вытянув шею — сдается мне, в тот момент я очень сильно смахивал на наркомана, учуявшего заветную дозу. Но Севи на меня даже не взглянула — вколола дозу себе и бойцу и снова закрыла кейс. Я остолбенел.
— Вколите хотя бы капитану, — не выдержал я. — Он ведь не дойдет.
— Не дойдет, значит, умрет, — снизошел до ответа Абвир.
Вероятно, он думал, что сообщил мне великую новость. Я исподлобья смотрел на него, а потом на то, как безмолвно поднимается Малыш, и Фарч валится на меня от возобновившегося воздушного пресса. Я уперся рукой в пол, лишь бы не завалиться на кверков, но киборг уже взял на себя все заботы о нашем равновесии.
— У них свой коктейль, — выдавил Фарч, опускаясь на колени и ложась в привычную позицию. — Нашей мало. Экономят.