Песня ветра. За Семью Преградами
Шрифт:
С Роксаной все было иначе. Рада чувствовала к Ней что-то очень, очень интимное, какую-то глубокую внутреннюю нежность и гордость. Странно было ощущать такие эмоции по отношению к Богине. Ее всегда учили, что их надо бояться, что боги только и делают, что ревностно следят за тем, как лично она грешит на этой земле. Будто им делать нечего, как мусоля карандаш и высунув язык от усердия, записывать в ооооочень толстую книжечку все ее промахи, неудачи и неправильные мысли. Кому-кому, а уж Роксане-то до этого точно никакого дела не было. Раде порой приходили на память Ее огненные глаза, которые она видела в пламени во время церемонии бритья висков и принятия
Та же сила угрожающе и недовольно грохотала в разрывах туч над головой, неслась с бешеными порывами ветра, клоня деревья к земле. Сила эта проливалась тысячью дождевых капель, таких ледяных и секущих кожу, что хотелось выть, но при этом полных неумолимой мощи, заставляющей каждое крохотное семечко, каждую полузасохшую почку расцветать и раскрываться к солнечным лучам. Эта сила горела в ослепительном сиянии Щита Роксаны, и Рада поняла, что порой испытывает самый настоящий трепет, глядя на него. Ты, Огненная, шагаешь по миру. И мне все равно, есть ли у Тебя лицо, есть ли у Тебя имя. Я чувствую Тебя. Разве нужно что-то еще?
Изо дня в день они брели по размокшей в грязищу дороге, продвигаясь все дальше и дальше на север. Волы натужно дышали, выволакивая глубоко ушедшие в глину тележные колеса, Младшие Сестры попритихли, устало передвигая ноги, на которых налипли громадные грязевые наросты. Ута и старшие наставницы сидели на козлах, нахохленные будто воробьи, и даже не особенно сильно покрикивали на тех из анай, кто сходил с тропы в надежде, что по непаханой, заросшей жесткой травой земле Роура идти будет легче, чем по разбитой в кашу дороге. Впрочем, они почти сразу же и возвращались назад, так как непонятно еще, что было хуже: тяжелая липкая грязь или перепутанная жесткая щетина травы, в которой запутывались ноги.
– Скорей бы уже крылья за спину, - устало пробормотала бредущая на шаг позади Рады Дани, вяло почесывая спину. В голосе ее звучала едва ли не обида. – По воздуху-то легче, чем по этой каше.
Как и всегда, Рада ничего не ответила на это замечание. Дани у нее уже в печенках сидела, и говорить с ней было выше ее сил. Впрочем, в последнее время свой пыл она все-таки несколько подрастеряла, и дождь был не единственной тому причиной.
Каждый вечер, а иногда и днем, с Дани теперь случались маленькие курьезные происшествия. Не такие, чтобы действительно нанести вред, но весьма чувствительные все вместе. Девчонка вовсю кляла Жестокую, что насмехалась над ней и посылала ей испытания, дабы закалить ее веру, а Рада все чаще поглядывала на искорку, довольно быстро смекнув, что к чему.
Впервые это случилось на следующий вечер после грозы. Они уже спали, вымотанные после целого дня ходьбы по грязище, когда лагерь разбудил громкий взвизг. Оказалось, что Дани расставила свою палатку поблизости от муравейника, и рыжие муравьи очень заинтересовались как не помытой после еды посудой под ее кровом, так и ей самой. С визгами девчонка вылетела из палатки стрелой и принялась остервенело чесаться, одновременно с этим сдирая с себя одежду, чтобы вытрясти из ее складок муравьев. А разбуженная и злая Ута еще и добавила ей сверху хорошенькую порцию ругани за то, что перед сном нерадивая Младшая Сестра не посмотрела, где разбивать палатку.
– Я клянусь, наставница, я смотрела! – причитала Дани, остервенело скребя себе спину. – Не было там никаких муравьев!
– Ну и откуда тогда взялся муравейник, мани твою за ногу? Тем более ночью, когда все
– Но это не так! – оправдывалась Дани. – Я не знаю, откуда они здесь взялись, но их не было, когда я ставила палатку!
– Это твоих мозгов здесь в этот момент не было! – рычала Ута. – И где же ты их позабыла? В карманах Рады дель Каэрос?! Давай, твою мани, переставляй свой проклятый тент, и заткни уже пасть, все спать хотят!
Рада запахнула полог палатки, помянув недобрым словом и Дани, и Уту, и муравьев, что перебудили весь лагерь посреди ночи. Голова раскалывалась, и спать ей хотелось так, что от зевков едва челюсть не вывихивалась.
– Бестолковая Клинок Рассвета, - пробормотала она, закутываясь в одеяло и притягивая к себе теплую искорку. – Хорошо еще, она одна в палатке спит. А то вою было бы вдвое больше.
– Спи, моя радость, - мягко проговорила искорка, сворачиваясь у нее под боком в теплый клубочек. – Спи. До утра еще далеко.
Голос ее звучал как-то странно довольно, но Рада была слишком усталой и сонной в тот момент, чтобы выяснять причину этого.
На следующий день солнце яростно палило своими лучами вымокшую землю, и воздух стал влажным и горячим от испарений. Дышалось тяжело, Рада потом обливалась на солнцепеке, но хоть пыль дождем прибило, да и грязь быстро высыхала под ногами, что уже поднимало настроение и облегчало шаг. Дани, как ни в чем не бывало, пристроилась рядом с ними с искоркой и опять начала разглагольствовать об обычаях Каэрос и рассказывать Раде байки из казарм разведчиц и с Плато Младших Сестер. Только продолжалось это недолго: на нее сразу же набросились три жирных черных овода. И если поначалу девчонка пыталась их игнорировать, потом замахала руками, отгоняя их прочь, то, в конце концов она, пискнув, удрала к обочине дороги под редкую тень деревьев, надрала там веток и принялась отчаянно хлестать себя по плечам, прогоняя прочь назойливых кровососов.
– Смотри-ка, как они на нее набросились, - в голосе Лиары слышалась едкая нотка, тщательно упрятанная под искреннее соболезнование. – Даже не успела дорассказать нам свою захватывающую историю.
Рада скосила глаза на искорку, чувствуя какое-то легкое подозрение. Лицо Лиары было спокойным, но в уголках глаз и губ застыло удовлетворение, а взгляд стал хищным. Рада вдруг подумала, что за все эти дни в пути ни один кровосос не тронул их с искоркой, в то время, как над волами они вились облаком, и наставницы то и дело хмуро ругались, отгоняя их прочь.
Решив уточнить, она аккуратно спросила:
– Ты имеешь к этому какое-то отношение?
– Я? Нет, конечно, - на нее поднялись два совершенно невинных серых глаза, на дне которых горел очень нехороший огонек. – Разве я могу приказывать оводам, Рада? Да и зачем мне это делать?
Несколько секунд Рада всматривалась в ее глаза, но решила, что лучше все-таки промолчать и оставить свои мысли при себе.
Еще ночь, и на утро Дани проснулась в луже дождевой воды, хоть и ставила палатку на высоком месте, да и над лагерем Лиара растянула на ночь свой невидимый купол, отталкивающий дождь. Когда начали выяснять, как так получилось, оказалось, что дождевые потоки подмыли в одном месте канаву, что вырыли Младшие Сестры для отвода воды, и место это оказалось как раз возле палатки Дани. И натекло в нее воды достаточно, чтобы та всю ночь стучала зубами, и, в конце концов, ушла к костру дежурных, чтобы хоть как-то согреться.