Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
На крыльцо вышел Алексей Иванович.
– Опять девчонок застудить решил?!.. – грозно спросил он Никиту.
– Так ведь оттепель, Алексей Иванович, – стал оправдываться тот. – И потом… Мы токо-токо подошли.
– "Токо-токо"!.. – передразнил его Богомолов. – Уже с полчаса, как я под окнами только твой голос и слышу. Покоя от вас нет!.. А ну, марш в избу!..
И почти силой затолкал ребят в горницу.
От завтрака они, естественно, отказались, заявив, что "уже ели сегодня, и им, ну, абсолютно… ну, совсем… ну, даже
– Ну, Никита Сергеевич, какие новости?.. Давай, рассказывай. Нам вчера с тобой и двумя словами перекинуться не довелось.
– Маманя моя нашлась, это вы знаете?..
– Знаю.
– Из комсомола меня сразу после вашего отъезда турнули… А потом уже, к ноябрьским праздникам, и из школы тоже…
– Что "тоже"?
– Заодно исключили…
– А это почему? – удивился Богомолов.
– Я им всем заявил, что в Бога верую, и музей в храме делать не собираюсь.
– Ну, из комсомола… это я, положим, понимаю… Но из школы-то за что?!..
– В приказе директор написал "за моральное разложение"… Что я, значит, ребятам дурной пример подаю и влияю на их моральный облик отрицательно… Так мне завуч, Людмила Пална, по секрету сказала… Это для того, чтобы я, значит, не высовывался и жаловаться на них не вздумал… А не то хуже будет… Так прямо и заявила.
– А нам тоже… – хором вякнули сестрички, – строгий выговор с предупреждением!..
– Ну, дела!.. – Алексей Иванович был потрясён. – Я-то думал, прежние времена в Лету канули безвозвратно, а на поверку выходит – нет!..
– Но вы не переживайте, Алексей Иванович… Для меня это всё никакого значения не имеет…
– Как это не имеет?!.. Что, так и будешь без образования землю обременять?!..
– Почему это "без образования"?.. – с достоинством возразил Никита. – Во-первых, неполное среднее у меня всё-таки уже имеется, а во-вторых… Я к осени в Загорск поеду, в духовную семинарию поступать решил. А там учат, почитай, не хуже, чем в нашей средней школе?.. – и, коротко хохотнув, прибавил: – Я бы даже сказал, в "очень средней школе".
– Тяжёлый груз на себя взвалить хочешь, Никита, – покачав головой тихо проговорил Богомолов. – Выдержишь ли?..
– Поживём, увидим, – философски заключил бывший комсомольский вожак.
Потом Алексей Иванович в сенях мыл посуду, а ребята в горнице тихонько шептались о чём-то своём. Секретном. Пришла Галина и, едва переступив порог, первым делом поинтересовалась.
– Как ночь прошла?.. Что Серёжа?..
Богомолов рассказал ей и о своей ночной исповеди, и о молчаливой реакции сына, и о том, что, проснувшись, тот первым пожелал отцу "доброго утра".
– Ну, слава Богу!.. Увидишь, всё хорошо будет. Он ведь парень не злой, по глазам видно, а что колючий такой, так его понять можно – мать потерял.
В сени заглянул Никита:
– Здравствуйте, Галина Ивановна, – смутившись,
– О!.. Да вы, оказывается, не одни?.. Здравствуй, Никита. Не рано ли в гости пожаловал?.
– Да мы как-то так… Мимо проходили… А в избу нас Алексей Иванович сам зазвал…
– Что верно, то верно: моя вина, – с готовность согласился Богомолов.
Из-за спины Новикова показалась Серёжкина голова.
– Папа, Никита говорит, у вас ключи от храма остались. Запасные. Это правда?
– Те самые, что вы у меня отобрали, – уточнил бывший комсомольский вожак, – помните?
– Я-то помню, – улыбнулся Алексей Иванович, – а вот, что ты помнить будешь, не ожидал.
– Да-а!.. Такое забудешь! – протянул Никитка и покраснел.
– Вы не могли бы дать их нам? – Серёжка был крайне серьёзен. – Мне очень нужно на короткое время в церковь зайти… Честное слово.
– Раз нужно, то конечно… Только ключи не у меня, я их Галине Ивановне оставил. К ней обращайтесь.
– Пойдёмте, заговорщики, – она подмигнула им, вошла в горницу и в красном углу, из-за икон, достала связку ключей. – Что это вы задумали?
– Ничего худого… – тут же вмешался Никитка и по привычке горячо добавил: – Честное комсомольское!.. То есть… ой!.. Простите… Нечаянно сорвалось!..
Полупив ключи, ребята быстро оделись и ушли. Галина и Алексей Иванович остались одни. Впервые после возвращения Богомолова домой. Они долго молчали, не решаясь даже взглянуть друг на друга. Первым не выдержал Богомолов.
– Ну, здравствуй!.. Милая моя…
– Здравствуй, Алёша… – она подошла к нему, обвила руками шею и крепко поцеловала в тубы. – Если бы ты знал, как я ждала тебя!.. Как истосковалась!..
Вот ведь как оно бывает на свете!.. И в шестьдесят лет сердце человеческое способно раскрыться навстречу светлому и прекрасному чувству, которое люди называют любовью. Сколько раз Богомолов говорил себе, что дорога к семейному счастью для него наглухо закрыта раз и навсегда, а вот – поди ж ты!.. Что с ним приключилось?.. Почему он, как мальчишка, волнуется и дрожит от прикосновения тёплых ласковых рук, и сердце проваливается в бездонную глубину от её поцелуя, и кружится, кружится голова, и сладкий туман обволакивает его всего, от макушки до кончиков пальцев.
Окстись, Алексей Иванович!..
Вспомни, сколько лет тебе!..
Куда там!..
Стук в дверь вернул Алексея Ивановича к действительности.
– Лексей!.. Ты дома?.. – раздался с улицы голос Крутова.
Путаясь в рукавах рубахи, Богомолов с трудом натянул её на своё разгорячённое тело, дрожащими руками откинул дверную щеколду.
– Чего это вы?.. От каких таких разбойников заперлись?.. – спросил Егор, входя в избу.
Алексей Иванович густо покраснел, а Галина отважно вскинула свою красивую голову и весело, с вызовом посмотрела на нежданного гостя.