Пётр и Павел. 1957 год

Десницкий Сергей Глебович

И Алексей Иванович решил про себя повторить подвиг Танюшкиной матери.

Прежде всего он снял со своей шеи ладанку с молитвой ко Пресвятой Богородице и надел её на шею сына.

В избу к Анисье приходили ребята – Никита с близняшками, то и дело за ситцевую занавеску заглядывал Егор, Настёна предлагала сменить Богомолова на молитвенном посту. Нет!.. Никому не позволял он даже приблизиться к кровати, а когда на четвёртое утро услышал ровное дыхание сына и, коснувшись его лба, ощутил приятную прохладу, сказал только: "Благодарю тебя, Господи!.." – рухнул тут же на пол и потерял сознание. Уснул.

Казалось, теперь его отмаливать надо будет…

Слава Богу, не пришлось. К вечеру

очнулся, как будто и не было этих трёх безсонных ночей и молитвенных дней.

– Как Серёжа? – первое, о чём спросил Алексей Иванович, придя в себя.

А тот лежал на высоких пуховых подушках, похудевший, осунувшийся, но спокойный, умиротворённый, и слабо улыбался.

– Уйдите все, – попросил мальчишка собравшихся вокруг его кровати. – Мне с папой поговорить надо.

Богомолов внутренне ахнул. Какой бы ни предстоял разговор с сыном, эта коротенькая фраза говорила о том, что отчуждению в их отношениях приходит конец.

– Прости меня, – глядя в глаза отцу, проговорил Серёжка, когда все тихо вышли за занавеску. – Сколько хлопот я тебе доставил!..

– Серёжа, о чём ты говоришь?!.. Какая ерунда!..

– Нет, не ерунда!.. Я, пока лежал, видел… – он мучительно подбирал слова. – Видение у меня было… Да, видение… Ко мне мама приходила…

– Мама?!..

– Погоди, не мешай… Я ведь для чего ключи от храма попросил?.. Мне с Богородицей поговорить надо было… А где ещё, если не там?.. Самое удобное место… – он замолчал.

– И как?.. Удалось?.. – осторожно спросил сына Алексей Иванович.

– Удалось, – и Серёжко горько так, тяжко вздохнул. – Я, папа, знаешь что?.. Я с Ней поругался.

Богомолов опешил.

– С кем поругался?

– С Пресвятой Девой Марией… Кажется, так её называют?.. Мне Никитка сказал.

– Как это?.. – Алексей Иванович был так ошеломлён, что почти лишился дара речи.

– Буквально… Я решил ей всё прямо в лицо высказать… Я думал… Она ведь тоже мать и должна понимать, что детям без родителей нельзя совсем… Не могут они без них… Особенно, без мамы… Ну, и… Я Ей это всё прямо в лицо сказал…

– А Она?.. Ответила тебе?..

– Ещё как!.. Я, когда из церкви выходил, ногой за порог запнулся и с лестницы кубарем полетел!.. Во, какую шишку набил, потрогай… Мне бы понять тогда, что это мне знак был, мол, зря ты так с Божьей Матерью… А я, нет, не понял… И на лёд сам побежал, хотя Никитка и отговаривал… Вот и получилось… Чуть не утонул… А мама, когда пришла… Вот так головой покачала… – он показал. – Как будто укорила меня… Она ничего не сказала, но я всё понял… Прости, папа… Пожалуйста, прости дурака…

– Эх, сынуля, сынуля!.. – Алексей Иванович был растроган до глубины души. – Не у меня ты должен прощение просить. Пойми одно и поверь, Бог милосерд. Он без Своего попечения никого и никогда не оставляет. И ещё… – Богомолов на секунду замолк, но тут же отбросил все сомнения и сухо, жёстко сказал. – Ты должен всё знать… Помнишь, ты мне про мамину операцию рассказывал? Так вот, сынок… Мама твоя, была неизлечимо больна. При вскрытии у неё обнаружили метастазы и в лёгких, и в лимфоузлах, так что жить Наташе оставалось примерно с пол года, не больше. И, если бы не эта ужасная авария, умерла бы она в страшных мучениях… Рак – безпощадная болезнь… Вот оно как!..

– Рак?!..

– Да. Серёжа… Мне дядя Ваня сказал… Это ведь он вскрытие делал…

Мальчишка беззвучно заплакал.

– Значит, и тут Господь милосердие Своё проявил. И меня в Москву именно для того и направил, чтобы… значит, ты не остался… – но не договорил, махнул рукой и лишь крепко прижал к себе вздрагивающее тело сына.

И они просидели вот так, молча, обнявшись, пока Анисья не позвала ужинать.

На

следующее утро была назначена операция по перевозке Серёжки домой. Поскольку он был ещё очень слаб, решили перевозить его на Никиткиных салазках. Для этого, чтобы уместиться на узком и коротком сидении детских санок, пришлось ему сложиться пополам, ноги, то одна, то другая, всё время соскальзывали на землю, полозья то и дело проваливались в рыхлый снег, но в целом можно сказать, путешествие закончилось вполне благополучно.

А дома ожидал Алексея Ивановича очередной сюрприз: письмо из Москвы от Павла Петровича Троицкого.

На третий или четвёртый день после похорон Натальи Богомолов опять заехал на телеграф и, наконец-то, получил долгожданную весточку от племянника. Тут же, вскрыв конверт и узнав номер телефона, он прямо с телеграфа позвонил в гарнизонную гостиницу и узнал, что «товарищ Троицкий здесь больше не проживает». На его беду в тот день дежурной по этажу оказалась не очаровательная Лариса Михайловна, которая, несмотря на нанесённое ей Павлом Петровичем жестокое оскорбление, конечно же, сообщила бы Алексею Ивановичу, что случилось с «товарищем генералом» и даже с пугающими подробностями, но… Увы!.. На сей раз трубку сняла «училка» и ледяным голосом, который не допускал никакой откровенности, довела до сведения Богомолова сам факт отсутствия клиента по указанному в записке адресу. Куда он исчез, каким образом, – об этом строгая дама разговаривать не пожелала. И ответом на все попытки Алексея выяснить хоть какие-то обстоятельства его исчезновения были короткие гудки в телефонной трубке. Что делать?.. Оставалось одно: терпеливо ждать и надеяться – рано или поздно Павел всё-таки даст знать о себе.

И вот, спустя более месяца, так оно и случилось. На сей раз в конверте находилась не короткая одностраничная записка, а довольно подробное и обстоятельное письмо с описанием злоключений Павла.

Обширный инфаркт миокарда чуть было не стал для Троицкого роковым. Его спасло одно: когда Влад выбежал из номера, чтобы вызвать «Скорую», ему навстречу по коридору шёл Автандил. Поэтому «Скорая» не понадобилась. Рискуя лишиться водительских прав, нахально презирая правила дорожного движения и сигналы светофоров, отчаянный грузин вихрем домчал его до военного госпиталя, что находился на Арбате в Серебряном переулке. Две недели Павел Петрович находился между жизнью и смертью, и ни один врач не мог поручиться, что всё закончится для него благополучно. Но, вопреки всем сомнениям и опасениям Троицкий выдюжил и после госпиталя ещё на двадцать четыре дня был отправлен в подмосковный санаторий в Болошево. Поэтому он так долго не давал знать о себе, а в Дальние Ключи написал на всякий случай: вдруг Алексей Иванович вернулся домой. Искать же его в столице было равносильно поискам иголки в стоге сена. В заключение Павел просил поскорее ответить на своё письмо, если, конечно, оно найдёт адресата.

"В "Звёздочке" я случайно увидел фотографию брата Петра на каком-то важном совещании в Кремле и путём несложного розыска выяснил: оказывается, стал он партийной шишкой и по-прежнему живёт в Краснознаменске. Хочу поехать туда сразу после Нового года, но сначала надо хоть как-то обустроить моё новое московское жильё. Мне дали роскошную по нынешним меркам двухкомнатную квартиру на юго-западе, в Черёмушках, и, сам понимаешь, требуется какое-то время, чтобы привести её в жилое состояние. Слава Богу, я здесь не один, у меня есть очень хорошие помощники. Если бы не они, я бы не знал, что делать, с чего начинать и чем заканчивать. Напиши, что ты знаешь о судьбе Зинаиды. Для меня это крайне важно. Обнимаю, твой Павел".