Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
Что и говорить, эффектная, надолго запоминающаяся картина!..
– Анна Сергеевна!.. Дорогая!.. – восторгу Семёна не было границ. – Поздравьте нас!.. В конце января приглашаем вас на новоселье!.. А заодно и на свадьбу тоже!..
– Чего это ты тут распоряжаешься? – пытаясь отдышаться после папуасского танца, спросила Шурочка. – Ты сначала официальное предложение мне сделай. А я ещё подумаю…
Семён схватил с подоконника цветущую фиалку, театрально встал на одно колено и, протянув Шурочке цветочный горшок, торжественно произнёс.
– Дорогая моя!.. Совершенно официально предлагаю вам свою руку и своё сильно любящее вас сердце!..
Шурочка засмеялась
– Так и быть… Я согласна.
Анна Сергеевна потихонечку приходила в себя.
– Вы меня так напугали! – переводя дух, проговорила она.
– Ну, расскажи… Расскажи подробно, что там было? – девушка взяла счастливого жениха за руки, усадила на стул и приготовилась слушать. – Анна Сергеевна и вы тоже послушайте… Ой!.. Интересно-то как!..
Захлёбываясь от переполнявших его чувств, Семён подробно, в лицах, рассказал всё, что случилось в кабинете первого секретаря Краснознаменского горкома партии. В целом он был достаточно точен и правдив, а слукавил совсем немного. Из его рассказа выходило, что партийные вожди города очень сильно испугались и чуть не на коленях умоляли его "дать задний ход". (Это выражение Семён придумал тут же в библиотеке и нашёл его довольно удачным.) Комнату они ему предложили именно из-за этого страха, чтобы умаслить принципиального журналиста и не раздувать скандал. То есть фактически это была завуалированная взятка "борзым щенком", что придавало особую пикантность ситуации… Ну, а он, этот принципиальный журналист, великодушно согласился, справедливо полагая, что "худой мир лучше хорошей ссоры", а главное, жилищный кризис, из-за которого его семейное счастье висело на волоске, позволял ему пойти на небольшой компромисс.
Семён закончил рассказ и довольный поглядел сначала на Анну Сергеевну, которая смотрела на него, ну, если не восторженно, то, во всяком случае, благосклонно, а потом уже перевёл взгляд на свою любимую. Та сидела, низко опустив голову, глядя себе под ноги. Сердце у Ступака тревожно ёкнуло и с торжествующей высоты полетело вдруг в холодную мрачную пропасть. В бездну.
– Шурёнок, что скажешь?..
Она молчала, не поднимая головы.
– Что-нибудь не так?.. Ну, не молчи ты!.. Ради Бога, скажи хоть слово!..
Девушка исподлобья взглянула на него, и тут Семён к ужасу своему увидел: глаза её полны слёз.
– Шурочка, что с тобой?.. Я что?.. Я обидел тебя?..
– Что ты наделал? – с трудом проговорила она, глотая слёзы. – Что ты наделал?!.. Как я теперь в глаза всем нашим посмотрю?.. И Игорю… и Виссариону… и Инночке… Господи!.. А что Валерка скажет?.. Стыд-то какой!..
Она плакала так горько, так безутешно, что Ступаку стало не по себе. Всего что угодно мог он ожидать от своей любимой, но только не этого. Даже если предположить, что он был не прав… А он прав!.. Он тысячу раз прав!.. И никто не убедит его, что это не так!.. Но, даже если предположить такую нелепость, всё равно непонятно, какое преступление он совершил, чтобы так убиваться, как это делала Шурочка. Да, он презирал бы себя… В тысячу раз больше презирал, если бы не воспользовался случаем, если бы идиотскую принципиальность проявил!.. Времена Дон Кихотов безвозвратно прошли!.. Да, да, да!.. И наступило время деловых, практичных людей!.. И не надо так презрительно кривить рот при взгляде на них!.. Это им скорее позволительно усмехаться, глядя на то, как в угоду каким-то там идиотским принципам приносится в жертву личное благополучие и., счастье. Да, обыкновенное, человеческое счастье!..
– Шура… Не надо, я прошу тебя… Честное слово, ты не права.
Но сколько ни утешал себя Семён
– Неужели не понимаешь?!.. Ты предал!.. Ладно бы меня с ребятами!.. – захлёбываясь слезами причитала Шурочка. – Ты себя предал!.. Себя!.. Свои убеждения!.. Идеалы!..
– Что?!.. Идеалы?!.. – и тут Семёна прорвало. – Какие идеалы?!.. Ты – мой идеал!.. Ты!.. И наша будущая семья!.. Если она, конечно, когда-нибудь состоится!.. Я сына хочу!.. Даже на дочку согласен!.. Но они должны быть мои, а не чужие!.. И не на картинке, а в натуре!.. Идеалы!.. Скажите, пожалуйста!.. Да я самым последним идиотом был бы, если бы ради этих мифических идеалов от комнаты отказался!.. Вот тогда бы я тебя по-настоящему предал!.. Тогда бы ты могла меня осуждать!.. И обвинять!.. А ты!.. Ты!.. Как ты могла?!.. Вообще!..
Он не мог говорить, гнев душил его, доводил до исступления!..
И тогда, чтобы не наговорить лишнего, он в отчаянье махнул рукой и выбежал на улицу. Вслед ему неслись безутешные рыдания несчастной Шурочки.
Примерно полчаса, а может, и того больше, пригвождённый к позорному столбу комсомолец Ступак, ставший в глазах любимой презренным конформистом, бродил по заснеженным улицам. Что делать?.. Куда деваться?.. Так поначалу всё хорошо складывалось!.. Какая светлая прекрасная жизнь открывалась перед его взором при мысли о собственной жилплощади и… На тебе!.. Нет, понять женщин, до конца понять, практически невозможно. Какая-то тупая безнадёга овладела им, и впереди не светило ничего хорошего. Вернуться в библиотеку он не мог, хотя отлично понимал: каждая минута промедления приближает его к полному разрыву. Временами казалось даже, что ничего уже не поможет и отношениям его с Шурочкой пришёл конец!.. От этого хотелось выть!.. По-волчьи?.. По-собачьи?.. Какая разница?..
И вдруг!.. Словно молния обожгла его!.. Есть выход… Есть!..
Она – мать!.. Она обязательно поймёт его!.. Должна понять!..
Ещё не зная в подробностях, что он скажет и как будет действовать, Семён почти бегом бросился к дому первого секретаря горкома партии Троицкого. Пытаясь унять бешено бьющееся в тесной грудной клетке сердце, он позвонил и, когда молодая симпатичная девушка отворила ему, срывающимся голосом проговорил:
– Мне обязательно надо увидеть маму Петра Петровича.
И вот сейчас он стоял перед уставшей маленькой старушкой с измученными голубыми глазами, сидящей в инвалидном кресле, и колоссальным трудом сдерживал слёзы, рвущиеся наружу.
– Кто вы? – просто спросила старушка. – Представьтесь, пожалуйста.
– Помогите! – еле слышно проговорил Семён, рухнул перед ней на колени и, не стесняясь, зарыдал.
– Немедленно прекратите! – всполошилась Валентина Ивановна. – Капа!.. Где ты?!.. Капитолина!..
– Вы… Только вы одна можете спасти меня!.. Вернуть мою любовь… Нет, больше – жизнь!..
– Сейчас же встаньте с колен!.. Я прошу вас!..
– Я не встану!
– А я требую!.. Капа!.. Глупость какая-то!.. Куда она запропастилась?!.. Капа!..
– Пожалуйста!.. Ну что вам стоит?.. – не сдавался Семён.
В гостиную вбежала перепуганная домработница.
– Немедленно подними его с пола! – распорядилась не на шутку разгневанная хозяйка.
С помощью Капитолины Ступак был поднят с колен и усажен на стул.
– Нет, это ни на что не похоже! – никак не могла успокоиться Валентина Ивановна. – Капа, дай ему воды!.. Объясните мне, в конце концов, кто вы такой и что вам от меня нужно.