Пионовый фонарь
Шрифт:
– Кто там еще есть, выходи!
– закричал Коскэ.
– Все вассалы Иидзимы живы и готовы к бою! Но сгорел фонарь с гербом, как я оправдаюсь перед господином?
– Довольно с них, - сказал Иидзима, выступая из темноты. Успокойся.
– Господин?
– опешил Коскэ.
– Зачем вы тут? Ну, конечно, вы видели, что я дрался, и теперь мне опять попадет...
– Я возвращаюсь от Аикавы, - объяснил Иидзима, - и вдруг вижу это безобразие. Ну что ж, подумал я, если этот мальчишка не справится, придется помочь ему. Хорошо хоть, что справился... Подбери обломки фонаря и иди за мной.
Когда они вернулись домой, О-Куни была удивлена и испугана второй раз. Но виду. она не подала, и вечер прошел, как обычно.
– Доброе утро, дядюшка, - почтительно поздоровался он.
– Доброе утро, - благосклонно отозвался Иидзима.
– Дядюшка, - сказал Гэндзиро.
– Вчера вечером у поворота дороги ваш слуга Коскэ и наш слуга Айскэ учинили драку. Айскэ приплелся домой весь избитый.
Старший брат мой сильно разгневался, назвал его мерзавцем и выгнал со службы.
Известно, однако, что наказание участникам драки полагается одинаковое, поэтому мы надеемся, что будет уволен и Коскэ. Ведь затевать драку из-за личных счетов - проступок для слуги непростительный. Я позволил себе доложить вам обо всем от имени старшего брата.
– Вы прекрасно сделали, - ответил Иидзима.
– Но вины на Коскэ нет. Вчера вечером он с фонарем сопровождал меня по дороге домой, как вдруг у поворота на него набросились Камэдзо из дома Танаки, Токидзо из дома Фудзиты и ваш Айскэ.
Они не только задержали меня, но еще и сожгли фонарь с моим гербом. Я хотел казнить мерзавцев на месте, но решил, что рубить слуг соседей было бы недостойно. А тем временем разъяренный Коскэ разогнал их своим деревянным мечом. Так что за вчерашний случай он не несет ответственности. Вы, несомненно, правильно сделали, что доложили мне об всем. Прошу и впредь докладывать, если Коскэ подаст повод для вашего недовольства. И вы совершенно правильно сделали, что уволили негодяя, посмевшего заступить мне дорогу, Держать таких слуг, разумеется, нельзя. Так и доложите вашему старшему брату.
А я сейчас напишу Танаке и Фудзите, чтобы уволили Камэдзо и Токидзо...
Гэндзиро, видя, что план его провалился и Коскэ остался в доме Иидзимы, так, растерялся, что удалился домой, не попрощавшись.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Томодзо, которому в том году исполнилось тридцать восемь лет, жил со своей женой, тридцатипятилетней О-Минэ, небогато, но благодаря Хагиваре Синдзабуро вполне сносно. Томодзо возделывал огород Хагивары, убирал его сад и двор, О-Минэ готовила Хагиваре обед, стирала на него, солила и мариновала овощи, и Хагивара относился к ним, как к родовым вассалам. Он не только не брал с них денег за жилье, но время от времени жаловал им карманные деньги и одежду со своего плеча. Надо сказать, что Томодзо был ленив и никаким ремеслом не занимался, работала одна лишь О-Минэ, просиживая над рукодельем каждый вечер до восьмой, а то и до девятой стражи.
Раз вечером О-Минэ по обыкновению сидела за своим рукодельем, а Томодзо валялся на спальной циновке за пологом от комаров и болтал ногами. Полог был дырявый и весь в узлах от веревочек, стягивавших дыры. Колокол вдали пробил четвертую стражу, мир затих, только изредка слышался звонкий плеск воды в источнике да ночной осенний ветер как-то жутко шуршал в листьях и траве, когда же порывы ветра стихали, тишина становилась еще более тоскливой и глубокой. В такой тишине хорошо слышен малейший шорох, и вот О-Минэ, к своему изумлению, услыхала, что ее муж с кем-то шепчется за пологом. Она подкралась и осторожно взглянула сквозь тень, которую фонарь отбрасывал на сетку. Видит Томодзо поднялся и сидит прямо, положив руки на колени. И кто-то еще есть за пологом, кто разговаривает с ним. Но кто, разглядеть она как следует не смогла, только показалось ей, что голос женский, и в груди ее зашевелился червячок ревности.
Высказать свою ревность открыто она не посмела, ведь ей было уже тридцать пять лет, не молоденькая; а пока она всячески поносила мужа про себя,
– О-Минэ, - позвал из-за полога Томодзо, - пора спать, ложись.
– Дура я, дура, - сказала О-Минэ.
– Работаю до четвертой, до пятой стражи.
– Не ворчи, иди и ложись скорее.
– Дурой надо быть, чтобы работать так без сна...
– Идешь ты под полог или нет?
О-Минэ со злости рывком высоко подняла полог и вошла к мужу.
– Кто же так под полог входит?
– закричал Томодзо.
– Ты же комаров напустила полно!
– Томодзо, - сказала О-Минэ, - что за женщина приходит к тебе каждый вечер?
– Не твое дело, - буркнул Томодзо.
– Может, и не мое, но я этого терпеть не буду. В самом деле, я ночей не сплю, работаю на тебя в поте лица, а тебе на все наплевать, девок сюда таскаешь... Какая там я ни на есть, постыдился бы... Мог бы прямо сказать, так, мол, и так...
– Погоди, - сказал Томодзо.
– Совсем не в этом дело. Я уже давно хотел поделиться с тобой, да все боялся испугать тебя...
– Это меня-то испугать? Ну уж нет! Тебя эта дрянь, может быть, и испугала, чем-нибудь, ты ей, верно, сказал, что есть у тебя жена и ты с другими девками путаться не можешь, а она тебе пригрозила отомстить или что-нибудь в этом роде... Вот дрянь бессовестная! Нагло влезла в дом к женатому мужчине и еще смеет грозить! Да пусть только попробует вытащить нож, я ей покажу!..
– Да не то это совсем, - остановил ее Томодзо.
– Ладно, я расскажу, только ты не пугайся. Женщина, что сюда каждый вечер приходит, служанка одной барышни, влюбленной в господина Хагивару. И барышня эта к нему все время ходит...
– Господин Хагивара имеет на то доходы господина Хагивары, а ты куда из своей нищеты за ним тянешься? Порезвиться захотелось? Значит, ты с этой прислугой спутался?
– Говорю тебе, здесь совсем другое! Вот что было по-настоящему. Позавчера вечером, только я задремал, появляется со стороны источника женщина в летах с фонарем в виде цветка пиона и ведет за собой молоденькую барышню. Подходят они к нашему дому, а я и думаю, зачем бы это женщинам такой благородной наружности могли понадобиться такие люди, как мы с тобой. Однако старшая женщина заходит ко мне, кланяется и спрашивает: "Вы Томодзо?" Я отвечаю, что да, я, мол, Томодзо и есть. "Вассал господина Хагивары?" - спрашивает. Да, говорю, все равно что вассал. "Ну так вот, говорит она.
– Господин Хагивара очень жестоко обошелся с моей госпожой. Барышня его любит всем сердцем, и они сговорились встретиться нынче ночью, но он, видно, разлюбил ее и устроил так, что мы не можем к нему войти. Так поступают только бессердечные люди. А в дом его мы не можем войти потому, что на окошко, которое выходит на задний двор, наклеен ярлык с заклятием. И я очень прощу вас, из жалости к моей госпоже, отклейте этот ярлык, окажите любезность". Ну что ж, говорю, раз вы так просите, завтра, так и быть, сдеру вам этот ярлык. "Только не забудьте, пожалуйста", сказала она и ушла. Но вчера я целый день копался на огороде и совсем забыл об этом деле. Вечером она опять приходит и спрашивает: "Почему же вы не отклеили?" Эх, говорю, забыл, но уж завтра сдеру непременно. Нынче утром собираюсь на огород, зашел по пути на задний двор и вижу действительно, на маленьком окошке наклеен ярлык со святой молитвой. Как же, так, думаю, никакой человек через такое узкое окошко не пролезет. И вспомнил тут я, что мне рассказывали, будто барышня эта умерла и ходит к господину Хагиваре в виде привидения. Так вот, думаю, в чем дело! Значит, ко мне два вечера подряд привидения ходили... У меня от страха даже волосы дыбом встали.