Письма солдат

Максимушкин Андрей Владимирович

— Недурственно, — Чистяков покачал головой, — и сколько, если не секрет?

— Половину стоимости контракта заказчик перегнал на счет сразу после подписания документов. Вы понимаете, что в стране творится?

— Бум. «Ревущие двадцатые» повторяются. Но ведь опасное дело, может взорваться как в Штатах в двадцать седьмом.

— Не лопнет. У американцев все пришло к перегреву биржи и резкому сбросу обязательств. У нас, понимаете, половину спроса война поглощает. Кстати, настоящий бум в Сибири и на Дальнем Востоке. Спрос буквально на все. Мне по большому секрету рассказали, Восточная Железная Дорога взяла в аренду у японцев

ветку на Дальний и перегрузочные комплексы.

Чистяков показал головой.

— В японской войне потеряли, а теперь выкупаем. Хотя, я понимаю в чем дело.

— Совершенно верно, неограниченный кредит на поставки в Японию. Кстати, — штабс-капитан Никифоров наклонился к собеседнику и перешел на шепот. — Об этом мало пишут, но царь заставил европейцев все наши долги списать. Провел зачет в счет погашения части репараций. А выплаты по американским кредитам заморожены еще с начала войны. А иностранные долги частных компаний через казну перекредитовали. Так что есть нехорошее ощущение, в Красном Замке решили идти до конца и поучаствовать в большом грабеже.

— Все оплачивается кровью солдат. В Первой Мировой почти миллион мужиков положили. Сколько в этой погибнет? — Чистяков мелко перекрестился.

— Слушайте, Иван Дмитриевич, когда это все закончится, возьмете меня к себе на работу?

— Даже не обсуждается, Алексей Сергеевич. Строители никогда без куска хлеба не останутся, если не строим, то ремонтируем, если не ремонт, то реконструкция или снос. А там опять заново строить. Живем.

От разговора офицеров отвлек гул далекого взрыва. Державшийся по правому борту на расстоянии в полторы мили эсминец заложил крутой поворот. Корабль сменил курс. С его кормы в небо взлетели черные шарики. Еще через минуту за кормой эсминца встали величественные горы из воды и пены. Пророкотали взрывы.

На мостике «Курляндии» засуетились. Дизеля под палубой застучали громче, судно заложило левый поворот. Два быстроходных транспорта шедших параллельным курсом повторили маневр.

— Похоже, наше охранение почуяло кровь. Вон, смотрите, — Чистяков вытянул руку в направлении конвойного корабля.

Эсминец закручивал круги, как собака потерявшая след.

— Вываживает. Пойду ка я в низы, посмотрю настроения людей.

— Я тоже, Иван Дмитриевич, пробегусь по кубрикам, или как у моряков казармы на борту называются?

Саперы даже не заметили поднимавшиеся далеко на горизонте клубы дыма. Именно тот взрыв и прозвучал как приглушенный расстоянием хлопок. До пассажиров никто и не доносил, что капитан судна имеет четкий приказ: в случае обнаружения подводной угрозы, немедленно менять курс и идти в порт назначения полным ходом. Европейцы пока только учились проводить океанские конвои. Скорость считалась достаточной защитой от атаки подлодок. «Курляндия» могла спокойно держать 24 узла на лаге, субмарина даже в надводном положении гарантированно останется за флагом.

Лейтенант Джозеф Виллингем не верил своей удаче, три торпедных взрыва громыхнули точно в отмеренное время. Четвертого пришлось ждать. Но и этого достаточно. Подлодка «Тойтог» погружалась на предельную глубину. Дураков нет оставаться на поверхности и ждать, пока тебя не затопчут эсминцы. А русские сейчас очень злые.

Над субмариной шумели винты. Невдалеке ударила серия подводных взрывов. Жесткий удар по корпусу заставил людей втянуть

головы в плечи. Страшно, когда не знаешь — рванут бочки с взрывчаткой в стороне, или лягут точно тебе на палубу и под брюхо. Цель это ты, слепая, почти неподвижная цель.

Акустик докладывал о шумах, тресках, гуле рвущегося железа на поверхности. Еще через два часа микрофоны уловили грозный рокот от взорвавшихся котлов. Затем шумы на поверхности стихли.

Авианосец «Князь Воротынский» готовился выпустить в воздух ударное звено бомбардировщиков, патруль доложил о субмарине в надводном положении. Капитан первого ранга Ценский распорядился довернуть на три румба против ветра и дать полный ход. Легкое волнение, противный срывающий белую пену с гребней волн ветер мешали наблюдателям. На мостик доложили об идущих на корабль торпедах, но отреагировать никто не успел. Три белых столба взметнулись выше мачты. С палубы стряхнуло два самолета.

Лейтенанту Виллингему и его людям повезло сразу во всем. На подлодку на базе загрузили торпеды с качественными взрывателями. Известная беда подводников всех флотов начала войны — рулетка с бракованными торпедами. Эти сработали как надо. Почти три центнера взрывчатки в каждой вскрыли борта «Князя Воротынского» как консервный нож жестянку. Авианосец лег на борт. От удара загорелся бензин в ангаре. О спасении корабля и нечего думать, осталось только снимать людей.

«Тойтог» всплыла через три часа после того как в радиусе слышимости пропали все шумы винтов. Выдвинув перископ, командир осмотрел поверхность. Только волны, да на зюйде легкий дымок. Цистерны продули только когда удостоверились, что на поверхности пустынно, а в небе нет проклятых самолетов. В полукабельтове от субмарины на волнах покачивался спасательный круг. Больше ничего. Океан без остатка поглотил очередную жертву.

Командир немедля распорядился передать в эфир доклад. Вскоре в ответ пришло очередное распоряжение от командующего флотилией. С оста приближается еще один конвой, «Тойтог» должна соединиться с группой и атаковать ночью в полупогруженном положении. Да, янки не такие увальни, как рисует пропаганда. Они тоже учились с самого начала войны. Немецкую тактику ночных групповых атак переняли не только русские, но и заокеанские «нейтралы». Летом 41-го американцы опробовали этот прием на практике.

Пассажиры «Курляндии» ничего не знали о случившейся трагедии. Командиры саперного и бронегренадерских батальонов на борту судна только по косвенным признакам догадывались, что океан не так пустынен, как кажется, а вокруг происходит что-то нехорошее. Попытки вытянуть на разговор капитана и моряков безрезультатны. Мореманы сразу пресекали такие разговоры. Их можно понять, паника на борту это последнее, что можно пожелать сразу после пожара и посадки на скалы.

Войсковой транспорт в сопровождении двух вооруженных грузовых турбоходов и эсминца так и наматывал мили на винты. На четвертый день плавания по левому борту показался берег.

— Вы же рассказывали, у вас есть хорошие друзья геологи, — офицеры батальона собрались на шлюпочной палубе и вели неторопливый разговор.

— Есть такое, Еремей Сергеевич. Сам вот уже многое забыл.

— Если забыли, это хорошо, Иван Дмитриевич. Значит, есть что вспомнить, — помощник комбата облокотился на поручень, за его спиной открывался прекрасный вид на вырастающие на горизонте прибрежные острова.