Питерские каникулы
Шрифт:
Вот, думаю, блин. Почувствуйте момент. Это как если, например, древний грек встречает древнего грека где-нибудь в Сибири. Этого Беневского, может, кроме меня, пара человек во всей России и знают. Ну, десяток. Родная душа, можно сказать. Я весь покраснел, слился с жаркой природой.
А мы между тем вышли на Исаакиевскую площадь. Там дуло ровным золотым дыханием, там купол собора, как яйцо, округлялся вверх, и весь Исаакий, тяжелый, с ситечками на фронтонах, стоял, словно каменный торт. Нева журчала и блестела за машинами.
– Ну ладно, - говорю, -
– У нас завтра акция, - напомнила Катерина.
– В десять утра начало. Придешь?
– Конечно, приду!
– пообещал я, и мы расстались.
Очень уж было жарко, или я не привык, что Питер такой большой и роскошный город, - а только я все время оборачивался. Я боялся, что Катя пойдет за мной и увидит, что я направляюсь в штаб партии "Выдембор".
3
Если к месту обретения дыбороссов надо было долго идти вверх, то к выдемборцам - вбок. Их штаб-квартира находилась в самом конце какой-то туповатой и кривоватой улицы. Такие улицы в Питере, насколько я понимаю, встречаются довольно редко; надо же мне было на второй день напасть на одну из них. Я плелся по ней долго-предолго, то мимо психушки, то мимо школы, то мимо памятника поэту Майкопскому, а чаще всего мимо стройки. Вся эта улица поросла крепкими узловатыми тополями, у которых каждый лист был, как тропический лотос. Машины по этой улице не ездили, но стояли стройными рядами.
Наконец, я дошел до розовенького двухэтажного домика под номером не то сто три, не то сто восемь, прошел сквозь двор - там тоже что-то росло и тоже что-то строили. Здесь же, прямо на дверях, висела залихватская табличка: "Выдембор".
– А кто это к нам пришел, - умильным голосом сказали за дверью.
– Это я, - гаркнул я.
– Егор! Гайдар, практически! Пришел к вам в партию вступать!
Дверь открылась. На пороге стоял босой мужик. Он был ниже меня на голову, но весь мякенький и гладкий. В волосах у него запуталась стружка.
– Мы тут ремонт делаем, - объяснил он кокетливо.
– Да уж я вижу, - сказал я суровым тоном.
– Ох, не закончите вы к трехсотлетию!
– Конечно, - подхватил мужик, приглашая меня внутрь.
– Конечно, не закончим! Начальник-то у нас - водопроводчик. Трубы починил, а остальное не умеет.
– Да, трубы - это еще не все!
– поддержал я.
– Главное - это система!
Мужик меня усадил за стол и восхищенно полюбовался.
– А что же мы будем пить, - сказал он.
Только я рот раскрыл, как из соседней комнаты выбежал какой-то кривоногий герцог с афишами под мышкой и закричал:
– Коля, а ну марш отсюда! Если ты тут ремонт делаешь, это еще не дает тебе права распоряжаться!
– Да я что, я ничего, - виновато развел руками мужик и испарился.
– Чего он тебе втюхивал?
– спросил кривоногий герцог.
– Что начальник у вас водопроводчик, - донес я.
– Что к трехсотлетию не управимся.
– Ну, это правда, - махнул рукой герцог.
– Он у нас из сантехников во власть пришел. А к трехсотлетию... сам посуди!
– Да, - опять
Кривоногий герцог проковылял вокруг меня, с маху уперся волосатыми руками в край стола и провещал страшным голосом:
– А что это ты мне все время поддакиваешь? А ну, отвечай, кто ты таков?
Я почесал в затылке. Жарко тут у вас, братцы, рассудил я. У нас и то не так жарко. Однако надо было отвечать, не срамить родной Каменный угол и науку пацанского стеба.
– Я, - ответил я гордо, - правый лев, отстаиваю отсутствие отстоя, а за права готов даже отсиживать!
– А любишь ли ты Чубайса?
– спросил хитро кривоногий герцог.
– Чубайса??
– изумился я.
– Обожаю. Я скучаю по нему.
Чубайсом, или просто Баксом, звали нашего рыжего кота.
– Скучаешь, - хмыкнул кривоногий герцог.
– Нечего по нему скучать. Он и на своем месте хорош. Хотя он, конечно, профессионал. Не то что нынешние: совсем мышей не ловят.
– Ловят, - сказал я наперекор.
Я допер, что кривоногий любит плюрализм, и чтобы спорили. И тут угадал.
– Молодец, - сказал кривоногий герцог, - отлично.
Тут дверь распахнулась, - оттуда повеяло прямо-таки жаром, как из печки, - и вошли, оживленно беседуя, еще два члена. Одна была молодая, годами чуть старше меня (но это, опять-таки, мог знать только я), другой был примерно ровесник герцогу, и держался как начальник, или как добрый конь.
– Так!
– зарычал он.
– Приветствую! Я - здешний главарь, звать меня Пармен! Это Варя, знакомься.
Варя улыбнулась, причем я увидел край ее языка.
– А это наш идеолог Герман, - главарь указал на герцога, - он, правда, все пропивает, но от этого только сильнее блещут его добродетели.
Варя села на край стола и стала болтать ногами. Она вообще была непосредственная девица.
– Мы пиво пить будем?
– спросила она.
Вопрос был в струю, но лица Германа и Пармена вытянулись в стручки.
– Ох, Варя, - простонали они.
– Нам же сегодня Москву встречать. Что он про нас подумает.
– А гостя угощать?
– изумилась Варя.
– Знаешь, вот у нас послезавтра акция будет, - вспомнил Пармен, - пусть гость приходит, заодно посмотрим его в деле.
– Да!
– согласился кривоногий герцог Герман.
– А то принимаем всяких предателей, а потом в крепости почем зря сидим.
– А я тоже в крепости сидел, - похвалился я.
– Только не в этой, а в Шлиссельбурге.
– За что?
– поинтересовалась Варя.
– За что, - махнул рукой я.
– Приплели, что я зятю какие-то там земли не так продал, и что на работу не ходил. А на самом деле у нас власть некондиционная, и я хотел довести ее до кондиции.
– До кондиции, - хохотнул Пармен.
– Как же, помню. Царица Нюрка тогда правила. Точно?
Вау, думаю, какие в Питере все культурные. Все, что нам историк в школе под строгой тайной рассказывал - все знают. Прямо обидно даже. Неужели у меня теперь нет ничего сокровенного?