Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Могло ли все это быть лишь старательно нарисованной реальностью, в которой правды — ни на грамм?
И ведь некого было спросить. Папенька уже не на этом свете, маменьки в России нет, да и вряд ли она знает об этом. Пока письмо дойдет, поздно уже будет — вряд ли сейчас дядюшка станет медлить. Бабушка с дедушкой давно уже упокоились на семейном кладбище, да и дедушка Александр Николаевич, которого она не знала почти, тоже. К кому идти? И стоит ли вообще у кого-то допытываться теперь.
– Ты непривычно тиха сегодня, — голос Сашеньки, готовящейся ко сну, прозвучал мягко, но настойчиво: соседка не стремилась влезть
– Скажи, почему ты приняла фрейлинский шифр? – вдруг сорвался с ее губ вопрос. Похоже, слова дядюшки, сказанные о «золотой клетке», все же засели где-то внутри и теперь желали найти выход. Жуковская озадаченно взглянула на нее, словно надеясь понять, была ли шутка в озвученной фразе; перебросив волосы на левую сторону, чтобы продолжить их приглаживать щеткой, она не сводила взгляд с соседки.
– А почему мне следовало отказаться? – не дожидаясь ответа со стороны Катерины, Сашенька продолжила: – Я не смела перечить монаршей воле, да и не желала этого – брат уже учился в гимназии, тянулся к искусству, а что светило мне? Батюшка и маменька умерли почти в один год, мы воспитывались дедушкой, но жить в Германии до конца своих дней я не хотела – тянуло в Россию, о которой столько рассказывал батюшка. То, что милостью Ея Величества меня произвели в фрейлины, стоило принять как высший дар, а не питать сомнения касаемо привлекательности этой должности.
Задумчиво прокручивая на ладони браслет и бесстрастно наблюдая за переливами синих бликов в облагороженных гранях сапфиров, Катерина вдруг вздрогнула, взглянув на ювелирное изделие в своих руках так, словно впервые держала его. Мечущиеся мысли ускорились, но даже едва заметный след от них натолкнул на абсурдную, неясную, но все же идею. Бросившись к тайнику под недоуменным взглядом Сашеньки, княжна не без труда выудила тряпичный сверток и резким движением высыпала на покрывало бумажные плотные прямоугольники. Письма с тихим шорохом разлетелись по постели, а озябшие пальцы тут же принялись перебирать их, будто бы на ощупь желая определить нужное.
«…какая скука — эти приемы, ты бы знала! ..», «…мой друг, в тот тихий вечер…». Все не то, все не то. Ни имен, ни дат, ни фамилий. Все эти строки можно было бы адресовать кому угодно, но ведь было же что-то! Она точно помнила - было. Где-то мелькало кроме загадочного «М» чье-то имя, княжна это точно помнила. Единожды, будто пишущий забылся, что условились они не упоминать этого. Но ей бы хватило.
«…великолепный гарнитур, право, но слишком грубый…», «…видеться безнаказанно. Натали…», «…поэзия сердца не…». Взгляд метнулся обратно к предыдущим строкам. Неужто..?
И впрямь.
“Милая моя! Пред всеми святыми образами готов поклясться, что не имел связи с подругой твоей — все было лишь прикрытием, дабы получить дворцовому обществу пищу для сплетен. Ты не желала огласки, и мне в голову пришло подарить Петербургу “роман”, о котором станут судачить, в то время как мы сможем видеться безнаказанно. Натали любезно согласилась посодействовать этой авантюре, но у нее и в мыслях не было предать своего супруга подобным адюльтером.
Мне жаль, что ты смогла усомниться в искренности моих к тебе чувств.
М.”
Письмо
Спешно покидая комнатку, княжна старалась убедить себя не торопиться — не доставало еще показать Его Высочеству свое волнение.
Входя в кабинет почти сразу после стука, Катерина надеялась, что подобным своеволием не вызовет гнева со стороны Наследника Престола. Впрочем, тот, кажется, даже и не заметил её появления, будучи увлеченным какими-то бумагами. Документы различной степени важности загромождали письменный стол темного дерева, и стоило всерьез опасаться, что от неловкого движения все они сдвинутся и опрокинут золотую чернильницу, что приведет к уничтожению некоторых записей. Вот только поглощённый делом Николай вряд ли мог сейчас думать об этом.
– Ваше Высочество, я прошу прощения за визит без приглашения, однако это не терпит отлагательств, – склонившись в глубоком реверансе, княжна опустила голову, признавая собственное своеволие.
Цесаревич, услышавший её голос, был немало удивлен, но разгневанным не выглядел. Напротив, казалось, что он даже доволен подобным шагом с её стороны: морщинка на лбу разгладилась, с лица сошла утомленность. Он и вправду устал от судебной реформы, с которой разбирался по приказанию Императора, и уже был готов просить высшие силы о чем угодно, лишь бы удалось отвлечься, пусть и ненадолго. Похоже, они услышали его безмолвные мольбы.
– Катрин? Вы и вправду мое спасение. Однако Вы выглядите так, словно повстречали всех Гатчинских призраков.
– Ваше Высочество, мой вопрос может показаться бестактным, но всё же: что Вам известно о романе Великого князя Михаила Павловича с Натальей Голицыной?
Николай, от чьего внимания не укрылась какая-то непривычная серьезность и сдержанность княжны, задержал взгляд на ее лице: обычно таком живом и светлом, но сейчас словно утратившим все юные черты — вряд ли Катерина проявляла праздный интерес к царской семье.
– В свое время об этом ходило немало слухов по Петербургу, однако они были фикцией, – после недолгого молчания отозвался цесаревич, откладывая бумаги в сторону. – Наталья Голицына, бесспорно, находилась в хороших отношениях с Михаилом Павловичем, но это не имело ничего общего с сердечной привязанностью. Все было создано лишь для того, чтобы сокрыть роман Великого князя с Аксиньей Перовской, чьей подругой являлась mademoiselle Голицына: именно она поспособствовала принятию той ко двору.
Глаза Катерины невольно расширились: то, что сказал Николай, практически подтверждало письмо, прочтенное давеча. Но тогда дядюшка сильно заблуждается, полагая, будто бы царская семья пред ними в чем-то виновна. Однако, вся ли история оказалась фальшивой? Или просто мастерски были сплетены факты с вымыслом?