Пленница. Дар жизни
Шрифт:
Я пошатнулась и чуть не упала на каменную дорожку, когда оторвала взгляд от его алых глаз. Пока я была занята разглядыванием их, его тело тоже менялось. Кожа Теара стала черной, и по всему ее пространству выступили кроваво-красные вены. Они горели огненным светом, а кровь перетекала внутри словно лава. Черты его лица исказились, выступили острые клыки. Из оцепенения меня вывел хлопок раскрывшихся черных крыльев за его спиной. Я закричала.
Чудовище утробно зарычало. Он взметнулся вверх и натолкнулся на железную решетку, что служила крышей этого сада. Он жутко закричал, и крик этот был полон ярости. Стремительно рухнув на
Теар, или, вернее сказать, чудовище, в долю секунды преодолел расстояние между нами и опустился передо мной. Его острые когти глубоко вспахали землю, где он приземлился.
— Прошу, нет, Теар, — я всхлипнула. Вряд ли он понимал, кто он и что делает. Если легенды не врут — мне конец. И любому, кто сюда войдет.
Чудовище приближалось. Горящие глаза смотрела на меня, наводя ужас. Я почувствовала его горячее дыхание на своем лице, и вскинула руки в защитном жесте. Искры сами вспыхнули на моих пальцах.
Глупая мысль пришла неожиданно, и я приложила руки к груди принца. Чудовище замерло, не ожидая этого. Он опустил глаза на место соприкосновения, и я решилась. Вложив всю силу, что у меня была в запасе, я выпустила магию.
Чудовище истошно закричало. Оно попыталось отстраниться, но магия скрепила нас. Силы быстро уходили из меня, но я почувствовала, как его яростно бьющееся сердце затихает. Огненные вены стали затухать и уходить под кожу, крылья сложились. Острые когти и клыки медленно возвращались в обычный вид, а кожа светлела. Когда моли силы закончились, я уже видела перед собой удивленное лицо Теара, который явно не понимал, что произошло.
— Глупая девчонка, — принц подхватил меня, когда я обессиленно рухнула. Я улыбнулась, глядя на его обеспокоенное лицо прежде, чем потеряла сознание.
18
Теар
Шанти промолчала, когда Элия покинула нас. Она проводила ее безразличным взглядом, но я чувствовал ее холодную ярость. Лишь на миг я увидел в карих глазах отблеск ревнивой злости, но он тут же исчез, когда она обратилась ко мне.
— Мой принц, я так долго ждала вас, — она потянула меня к беседке, в которой мы провели множество страстных часов. На столике стояли вино и фрукты, и Шанти протянула мне наполненный бокал. Нехотя я сделал глоток. Вино показалось излишне сладким и приторным. Я хотел отставить бокал, но девушка села мне на колени, и поднесла его к моим губам.
— Что-то не так, господин? Вы всегда любили сладкое южное вино, — Шанти поелозила на моих коленях, пытаясь вызвать мое возбуждение. Сущность внутри шевельнулась, но я не почувствовал былого желания. В объятиях возлюбленной зверь внутри меня метался не от похоти, а от раздражения.
— Может, я выбрала не тот сорт? — Шанти обеспокоенно вглядывалась в мое лицо, пытаясь прочитать меня. Я понимал, что задеваю ее своей холодностью, но ничего не мог с собой поделать. Не отводя глаз, девушка потянулась к моей ширинке, но я тут же пресек движение ее руки.
— Я не в настроении, Шанти, — я спустил любовницу с колен и встал. Зверь бушевал, отвергая раздражающие прикосновения.
Я не понимал, что со мной происходит. Шанти была моей любовницей почти год. Она всегда была готова к встрече со мной, отдавалась со всей страстью и нежностью. Я знал, что между нами нет любви. Каждый раз я приходил к ней с богатыми подарками.
Помимо нее я пользовался и другими женщинами, но эти отношения всегда были недолгосрочными. Чаще всего я расплачивался с ними золотой монетой. Шанти знала об этом, но никогда не ревновала. Я разместил ее во дворце, поближе к себе. Она наслаждалась роскошной жизнью зная, что даже после ночи со случайной красоткой, я всегда вернусь к ней.
— Верно, мой принц, вы действительно устали от войны. Но вы недавно вернулись, и снова скоро отправитесь на поле боя. Так позвольте мне скрасить эти дни, — Шанти прильнула ко мне со спины. Ее ладони гладили мои обнаженные плечи, и каждое прикосновение отзывалось новой волной раздражения. Будь у сущности хвост, она наверняка била бы им из стороны в сторону внутри меня.
— Оставь это, — я мягко отстранил любовницу, не желая тратить свое время. У меня было много дел, и, если женщина вызывает во мне только отторжение, я не проведу здесь больше ни минуты. Быть может позже, когда это раздражение пройдет, мы возобновим наши отношения. Но сейчас мне этого не хотелось. Я направился к ступенькам беседки, но голос остановил меня:
— Она ведь уродина, — я обернулся. Шанти смотрела на меня горящими глазами. Я читал в них ревность, злость, ярость… но было что-то еще. — Нет, конечно, черты ее лица достаточно миловидны. Но разве может увлечь мужчину ее трупный цвет кожы? А эти холодные рыбьи глаза? Белые как у старухи волосы?
— Я не увлечен ей.
Любовница усмехнулась.
— Тогда почему ты так холоден ко мне, мой принц? — Шанти приблизилась. — Я застала вас с ней наедине в саду. Вы так близко стояли друг к другу, что я подумала…
— Это не твое дело, — я резко схватил ее за подбородок и поднес лицо к своему. Зверь внутри бешено метался. Я не хотел этих пустых разговоров об Элии, которая не имела ровно никакого значения, так что любое слово о ней раздражало еще больше. Это была просто похоть и любопытство. Я никогда не был с северянками, и этим я объяснял себе это странное влечение. — Знай свое место. Ты забыла, откуда я тебя привез? Ты забыла, кем ты была?
В глазах Шанти не было страха. Я видел, как ненависть и презрение наполняли ее. Ничего, стерпит. Она — всего лишь постельная девка, только ее любовник не пьяный матрос, а брат короля. За те милости, что я ей оказываю, я не желаю слушать ее измышления.
— Я видела, как ты на нее смотришь, — ярость отступила, и я услышал слезы в голосе Шанти.
Я отпустил ее подбородок, что стискивал все это время. Вернувшись к столику, я налил полный бокал вина и пригубил. Она была права. Когда я видел Элию, я терял над собой контроль. Сидя за столом, я украдкой смотрел, как тянутся ее тонкие руки к блюду. Когда она стояла подле королевского трона, я не сводил глаз с ее спокойного лица. Я смотрел ей вслед, на ее хрупкую фигуру, когда она возвращалась в свою комнату. Она стала наваждением, а я даже не заметил этого.