По эту сторону стаи
Шрифт:
– Много на свете странного, - разглагольствует он, наливая ей ещё чашку чая.
– Уж не знаю только, стоит ли в это странное лезть.
– А чего ж не стоит?
– интересуется Долорес.
– Да вот так, - кажется, на этот счёт у него есть, что порассказать.
– Богу - Богово, а чёрту - чёртово. Вон, помнится, в тот год в это чёртово полиция полезла - так и им рога пообломало.
– Куда полезла-то?
– Долорес уже двадцать пять раз слышала историю про Женщину в Зелёном и целый полк полицейских, но мало ли?
– Куда-куда, -
– В место в нехорошее.
Через пару минут Долорес во всех подробностях узнаёт о существовании некоего "нехорошего места". Которое нехорошим было, есть и будет, несмотря на то, что вампиров переловили и прочую нечисть никто вроде бы с тех пор не видел.
– А это без разницы: видел, не видел, - тоном знатока говорит старик.
– Сейчас не видел, а через год, или через двадцать лет - снова здорова, пожалуйте, приехали.
Тут же Долорес выясняет, что "там" по слухам развалины замка, и идти надо по кромке леса прямо на север, пока не начнётся старый лес, и вот где-то там как раз и будет самое "оно".
"Надула проклятущая старуха", - устало думает Долорес, прислушиваясь к тому, как гудят ноги, на которых, судя по всему, ей сегодня предстоит проделать не ближний путь.
Но зачем идти туда, куда пойдёт разве только ненормальный? Ведь гораздо приятнее жарким днём попить чайку и послушать бывалого человека! Долорес кивает. Конечно, мистер. Зачем идти туда, не знаю, куда?
Неожиданно солнце меркнет, небо затягивают тучи. Налетает короткая гроза, которая сменяется нудным мелким дождём.
Конечно, она не пойдёт на север вдоль леса, нет-нет, сэр...
Местность постепенно повышается, начинается этот самый старый лес, и вокруг сразу темнеет. Прав был Макдауэл, это очень даже плохое место. Долорес не выдерживает, садится на корточки и, как заклятье, шепчет полузабытый детский стишок, который всегда выручал, если требовалось идти куда-то в темноте. Обращаясь к Робину Гудфеллоу, или просто Паку - а вдруг поможет и сейчас? Тем более, она, хоть убей, не может вспомнить ни одной молитвы.
Bucky, Bucky, biddy Bene, Is the way now fair and clean? Is the goose ygone to nest, And the fox ygone to rest? Shall I come away? [1]Верхушка горы совсем недалеко. И чем ближе, тем хуже и хуже. Но Долорес плевать хотела и на дождь, и на опеку владетеля, она не будет думать о... не станет, не станет, не станет...
1
Робин, добрый малый
Чист ли, ясен путь и ровен?
Там, в гнезде, уснул ли гусь?
И лиса задремлет пусть.
Можно, мимо прокрадусь?
Не станет думать о подвалах Кастл Макрайан.
– Плевать, - говорит она вслух. Старому лесу, этим дубам в два обхвата толщиной, что были желудями ещё, наверное, при короле Артуре.
Опека пропустит её - иначе ей просто не жить. Столько искать - и найти. Не смерть, не рабство, не ад на земле. Ответ на вопрос - и себя. Ту часть себя, которую когда-то забрали, не спросив, и так и не вернули обратно. Оказывается, свобода - это ещё далеко не всё.
– Плевать, - повторяет Долорес громче. Тучам в просветах между ветвями и дождю.
"Там, в гнезде, уснул ли гусь? И лиса задремлет пусть..."Опека пропустит, не может не пропустить. Невидимая стенка знает её, чует её - пусть как раба или как домашнюю зверушку.
Трясущуюся у входа в подвалы Кастл Макрайан. Знающую, что ждёт людей, встретивших на своём пути Дикую Охоту...
– Плевать!
– что было силы кричит Долорес, шаг за шагом пытаясь приблизиться к вершине горы. И не может.
...и ждущую, что сейчас шкурку начнут сдирать и с неё.
Долорес, плача, опускается на мокрые листья и начинает ползком двигаться обратно, вниз, едва не подвывая от ужаса.
Впереди угадывается движение. Она поднимает глаза и видит серую зверюгу. Шерсть торчит клочьями, бока запали. Зверь стоит, опустив башку, и смотрит на неё жуткими жёлтыми глазами.
"Волк!" - проносится в голове.
– "Сейчас съест".
– Хороший, не трогай...
– шёпотом просит Долорес. У неё нет с собой ничего такого, что можно было бы попробовать предложить волку взамен себя. Да и какое там! Она едва в состоянии пошевелиться, так и стоит на коленях, джинсы уже промокли насквозь.
Неожиданно волк срывается с места и исчезает в кустах.
– Отличная поза, красотка!
– слышит она. Какая поза, где? За пеленой дурацких слёз ничего не видать.
– Мне даже не хочется, чтобы ты вставала. Но, знаешь ли, дождь, поэтому давай руку. Продолжишь позже, хотя бы не лёжа в луже.
Кто-то коричневый и большой, как медведь. Шериф? Егерь?
Но рука, хоть убей, не отлепляется от прелых листьев, словно тотчас после этого Долорес рискует потерять точку опоры и сорваться в пропасть, или взвиться вверх, будто воздушный шарик.
Наконец, всхлипывая, она поднимает глаза... и всё меняется.
Жёлтый полуденный ветер приносит из долины запахи жилья. Шумит вокруг старый лес, стучат по листьям капли. Прищуренные глаза со зрачками-точками смотрят на неё с насмешкой - ну, так и что с того?