По городам и весям: путешествия в природу

Чивилихин Владимир Алексеевич

Наступила весна. День стал бесконечно длинным. На поверхности снежного наста проступили, поднялись песцовые следы. Сухой, зернистый, по утрам шуршащий под ногами снег к полудню наливался влагой, становился тяжелым, липким и словно струил из себя какой-то бесцветный прохладный газ. До самого заката солнца вращались в воронках ручейков блестящие тарелочки льда. С крыши барака, где разместилась дистанция живой защиты, сплошь нависали огромные белые сосульки, будто скалил зубы чудовищный зверь.

Как только сошли талые воды, Николай Русановский приехал в тундру, к прошлогодним предснежным посадкам. Саженцы, конечно, пропали.

Тополь, клен, ирга, яблоня сибирская, жимолость — все погибло. Этого следовало ожидать. Посаженные «на счастье», без всякой агротехники и удобрений, юные деревца, завезенные из района Котласа, «с юга», не могли вынести суровой зимы. А может быть, главная причина заключалась в вечной мерзлоте? Ведь стоило чуть копнуть, как лопата натыкалась на твердую, убивающую все живое, смерзшуюся землю. В высоких болотных сапогах Николай целыми днями ходил вдоль путей с лопатой, специальным термометром и ящиком для отбора почв. Разгребая мягкий мох и тонкую тундровую подстилку, он копал, копал, копал.

Мерзлота была всюду. Правда, иногда она уходила вглубь, но чаще подпирала бетонной твердью поверхность земли. И тут твердо, и тут. А вот снова мягкая яма! Не потому ли здешнюю мерзлоту называют «сумасшедшей», что она не имеет постоянного горизонта?

В зависимости от глубины залегания мерзлоты по-разному вели себя растения — карликовая березка, багульник, мхи. Однажды Николай с удивлением обнаружил, что корни морошки уходят в мерзлый слой. Он стал долбить твердую искристую землю. Неужели эти утолщенные белые корневые стебли находят в такой среде влагу и питательные вещества?! Очевидно, это было так, потому что и другие сильные кустики морошки пускали главные корни глубоко в мерзлый грунт. Потом он нашел в мерзлом слое корни осоки. Значит, вечная мерзлота не убивает все живое? К ней можно приспособиться?

Это следовало принять как факт и очень общий принцип. Лесовод еще не мог тут сделать какого-либо практического вывода. Николай, как ни бился, не нашел на границе лесотундры ни одной кустарниковой или древесной породы, которая бы уходила корнями в вечную мерзлоту. Голубика, карликовая березка и багульник, живущие здесь от века, стлали свои корни у самой поверхности почвы. Почему одни растения боятся мерзлоты, а другие нет? Загадка.

На станцию Сейда Николай приходил ночевать. Точнее говоря, спать, потому что ночей сейчас не было. Иногда он появлялся у начальника станции и просил разрешения позвонить в Котлас.

— Вызовите, пожалуйста, Печору! — кричал он. — Печора? Товарищ первый номер, не можете ли вы срочно дать Ижму? Опять «минуточку»? Я вчера двадцать минуточек ждал…

Давали Ижму, и тогда Николай просил Котлас. Часто какая-нибудь из промежуточных станций долго не вызывала абонента. Николай засыпал тут же, положив гудящую голову на стол. Дозвонившись, рассказывал Федору Ивановичу о своих делах, узнавал новости на южных участках.

После одного такого разговора его окликнул человек, сидевший у начальника станции.

— Я извиняюсь, конечно. Я тут механиком связи роблю, Правой фамилия. Слышу — вы все насчет леса в телефон кричите. А послушайте, что я нашел в тундре — может, интересно будет? Прошлую осень недалеко от станции Песец свалился из карьеру в речку паровоз. Один знакомый хлопец нырнул. Ну, я поехал поглядеть. Паровозишко уже вытащили, и смотреть было нечего. Пошел назад. Но не по ветке, а напрямик, тундрой. И вот в одном месте

гляжу — пни! Толстые и высокие, видно, зимой пилили…

Через два часа Николай был в Песце. Да! Здесь в условиях типичной тундры еще недавно росли столетние ели, бородавчатая береза и как будто бы рябина. Этот своего рода оазис был вырублен не больше десяти лет назад, тоже, очевидно, строителями дороги. Как и почему здесь вырос лес — загадка. И все же эти мертвые пни были неоценимой находкой. В открытой тундре может расти лес. Может!

С легким сердцем Николай поехал в Воркуту. Здесь он изучил метеосводки за последние десять лет. А когда мастер северного участка привез саженцы и семена, то они вместе с работниками тепличного хозяйства комбината «Воркутауголь» подготовили большой опытный участок в районе «Седьмого неба». Посадили березу, ель, венгерскую сирень, дуб, вяз, сибирскую яблоню, бузину, тополь, клен, акацию, лиственницу.

Потом Николай вернулся в Печору, но пробыл здесь недолго — его уже начало тянуть на север. С ружьем, объемистой сумкой и лопатой он снова полез в тундру. Ходить по влажному и вязкому мху было трудно, ноги быстро уставали. Над головой постоянно звенела туча комаров и гнуса. Накомарник помогал плохо. Николай понимал оленей, которые уходят на это время на север, к морю. Попробуй останься! Загрызет комарье. Бывало же такое — олень сходит с ума, закатив облепленные гнусом глаза, бежит по тундре, пока есть силы, а потом, завязнув в мочажине или провалившись в болото, умирает…

Однако ради тех знаний, которые накапливал Николай, стоило покормить комаров. Почвы и растения севера уже не казались ему однообразными. А однажды на горизонте за дымком испарений он увидел высокое дерево. Полдня шел к нему через большое болото. Каким чудом выросла тут огромная береза, Николай не знал. Он долго отдыхал на корнях этого дерева, даже попробовал развести костер из жухлых листьев и сухого багульника.

Но особенно поразительной была другая находка. Николай даже задохнулся от волнения. Среди голой тундры недалеко от станции Чум он увидел невысокие густо-зеленые пирамидки. Ель!

Николай опустился на колени у первой же елочки, быстро сосчитал мутовки. Боковые ветви восемь раз отходили от тонкого стволика. На другом деревце было семь мутовок. Ветвиться деревце начинает на третьем-четвертом году жизни. Семь-восемь плюс три-четыре — итого десять-двенадцать лет. Снова годы постройки дороги! Но почему елочки выросли тут? По их расположению видно, что деревца никто не сажал. Копнул землю — вечная мерзлота была сантиметрах в шестидесяти. Корни обычные для всех елей — главного, якорного, нет, а боковые широко раскинулись по сторонам, залегая у самой поверхности. Как здесь очутились эти ели? Нет, не тот вопрос. Очутились очень просто — семечко ели имеет крылышко. Ветер притащил откуда-то семена сюда. Но как они проросли на толстом мху, как поднялись? Загадка.

Срочно приехал Ятченко. Разыскали двух строителей железной дороги, поговорили с ними. Спешить с выводами было нельзя, решили съездить к елочкам, на станцию Чум. Федор Иванович долго ходил вокруг них, то и дело поглядывал на железнодорожное полотно, веселел. Потом скинул пиджак и принялся рубить и расшвыривать лопатой густой мох вокруг елочек.

— Это враг дерева, — говорил он в такт взмахам. — Затянет корни, отравит дереву кровь. Вырастет рахит, карлик. Нам надо спасти этих младенцев…