По городам и весям: путешествия в природу

Чивилихин Владимир Алексеевич

Лесоводы другими глазами смотрели сейчас на карту Большеземельской тундры. У Полярного Урала вклинивался в гущу тайги длинный и узкий язык. Тундра здесь проникала далеко на юг. Конечно, интересно бы знать, почему такое получилось именно тут. Возможно, в незапамятные времена здесь двигался Великий ледник, сокрушая острые вершины Урала. Но горы крепко держались за землю, и ледник не мог стереть их, измельчить, унести с собой. Пришлось ему спускаться на юг вдоль хребта. Потом льды долго таяли, медленно отступали на север. Дольше, чем в других местах, они держались у западных склонов Урала. Стаяв, льды оставили после себя стертые в порошок наносные породы на голой земле…

Николай очнулся. Опять это

неудержимое воображение! Надо работать. Федор Иванович давно разгадал своего первого помощника. В характере Николая мирно уживались две, казалось, противоречивые черты — мечтательность и практичность. Пока это только помогало работе, а кто знает, во что могут развиться эти качества?

Пришлось оставить увлекательные мысли о происхождении приуральской тундры, надо было узнать, почему у станции Кык-Шор погибли саженцы. Интересное сопоставление — у станции Бугры-Полярные нет ни деревца, значительно севернее, у Сивой Маски, растет лес. На севере ведь холоднее! А что, если сравнить почвы, посмотреть анализы? У зловещих Бугров плывунная почва с пылевидной структурой. Плохо проходят воздух, тепло, вода. Место такое, что воде стекать некуда. Железистый слой — ортштейн — также не пропускает воду. В болотах погибает и дерево и кустарник, нет даже вездесущей карликовой березы. У Сивой Маски тоже плывуны, но более крупной структуры, В почве неплохо регулируется влага. Неудивительно, что здесь вымахали высокие ели, которым не страшны ни вьюги, ни морозы, ни мерзлота. А еще севернее, к Сейде и Воркуте, почвы снова ухудшаются.

Деревья там исчезают, но много еще черники, брусники, водянки, багульника, голубики. Растут разнообразные травы и мхи, зеленеют хрупкий хвощ и злая осока, тянется к сырым местам плаун, и тут же кукушкин лен, морошка, княженика, иван-чай. Кустарники обнаруживают удивительную приспособляемость — у них мелкие листья в густом опушении, чтобы меньше испарять влаги. Корни лежат у самой поверхности земли, ветки тоже прижаты к земле. Куропаточья трава и карликовая ива, например, не смеют поднять голову выше трех-пяти сантиметров. Царица растительности здесь — карликовая береза.

Ее чахлые стелющиеся кустики сплошь покрывают возвышенности, спускаются в лощины, а кое-где растут даже под водой, высунув для дыхания самые сильные веточки. Весной кустарник карликовой березки одевается в темно-зеленую листву, осенью она осыпается, и березка становится похожей на старую растрепанную метлу. Тесно прижимаясь к земле, она уходит под снег. У ее корней остаются опавшие листья, отмершие мхи, травы, веточки. Когда сходит снег, все это начинает гнить, давая живущим растениям какой-то минимум питательных веществ, регулируя влагу в верхнем слое почвы. Под тундровой подстилкой лежит пылевая супесь, или плывунный суглинок — мертвый минеральный грунт, почти без органических веществ. Вот оно!

Лесоводы поняли свою ошибку. Снимая бульдозером мхи, гниющие остатки, кустики карликовой березы, они лишали саженцы даже того скудного питания, которое давала северная природа. Вот почему погибли кык-шорские посадки!

Осторожно, с оглядкой надо было все начинать сызнова. Как сохранить тундровую подстилку и одновременно оттеснить вечную мерзлоту? Эта задача казалась неразрешимой. Кроме того, надо было задержать в почве воду. И сможет ли тундровая подстилка толщиной в четыре-пять сантиметров дать дереву необходимое количество питательных веществ? Едва ли. А если удобрения? Но кто скажет, какие здесь нужны удобрения и в каких дозах. Это надо пробовать самим. Кроме всего остального, опыты с выращиванием дерева могут затянуться на долгие годы. Бывает ведь, что пять-семь лет, радуя глаз, растет, набирает силу саженец, а потом гибнет. Может получиться, что так и не увидишь результатов…

У Николая уже мелькала

мысль бросить все это к черту и уехать домой, в Винницу, на обетованную землю, где посадишь оглоблю — и та даст росток. Или, в крайнем случае, заняться вплотную южными посадками. Да, но ведь тут, на севере, пропадают каждую зиму миллионы рублей! И в эту землю уже вложен труд.

Николая вызвали в Котлас. Федор Иванович заметил подавленное настроение коллеги. Николаю пришлось выложить все свои сомнения. Ятченко только спросил:

— Ты воевал?

— Ну, воевал, — ответил Николай.

Потом Федор Иванович завел разговор о том, что Печорская дорога гудит сейчас на всю страну, что здесь знаменитые молодые тяжеловесники, что край имеет сказочные перспективы — там то нашли, там другое копают. Дорога будет развиваться, прокладывают уже вторую колею: могут пустить электровозы, заставив энергию Оби или Печоры таскать поезда с углем, нефтью, а то и еще с чем-нибудь поинтересней.

— Про метод Мальцева слыхал?

— Слыхал.

У Николая ожило сердце. В самом деле, есть над чем подумать! Он подсел поближе к Федору Ивановичу. Ведь они обрекали молодые деревца на голодную смерть, помещая корни в мертвый минеральный грунт! И, сверх того, уходила вода — Николай тогда был прав в своей догадке. Если же мох не удалять, а запахивать вместе с полусгнившими листьями и засохшей травой, то этим лишь обогатим почву. Мох и тундровая подстилка, не пускающие солнце к мерзлоте, — наши друзья, а не враги!.. И не запахивать, а просто рыхлить верхний слой земли Достанем тяжелую дисковую борону, еще больше нагрузим ее, чтоб резала веточки.

— Мы можем и кустарники гноить в этом слое! — обрадовался Николай.

— Вот именно. Минеральные удобрения начнем вносить, а там, может быть, и бактериологические, и ускорители роста.

Что, по мыслям лесоводов, могло дать глубокое рыхление верхнего слоя тундры и запашка в него травяных и древесных остатков? Во-первых, в почве сохранятся питательные вещества, и корни получат их. Во-вторых, улучшится, укрупнится структура почвы, к корням пойдет вода, воздух, тепло. В-третьих, земля будет хорошо прогреваться — снова отступит вечная мерзлота. В благоприятной среде корень разовьется, укрепится, а потом сам начнет создавать себе условия — приспособляться к низким почвенным температурам, здешним питательным веществам, пойдет в стороны. А там подрастет подлесок, деревья и кусты начнут давать местные семена, будут постоянно обогащать подстилку… И зашумит в тундре зеленый гай.

Окрыленный, Николай уехал в Печору.

Для Николая Русановского это было счастливое лето — он сажал лес, наверняка зная, что сквозь взрыхленный верхний слой почвы к нежным корешкам саженцев пройдет воздух, влага, тепло. Еще весной в адрес печорских лесоводов из Москвы занарядили безотвальные дисковые бороны. Дорога выделила мотовоз. Новые руководители Печорской поддерживали все новое и, в частности, хорошо помогали дистанции живой защиты. К тому времени в Котласе, Печоре, Сивой Маске сколотились небольшие, но дружные коллективы лесоводов. С нетерпением ждали, когда сойдет снег.

Приехал на северный участок Николай и предложил начать работы.

Лесоводы с корзинами и ведрами вышли на снег. Они разбрасывали вдоль снегозащитных заборов золу, паровозный шлак, угольную пыль, торфяную крошку. Снег оседал на глазах.

Ятченко и Русановский запланировали промышленные посадки. У станции Песец и Шор решили заложить вдоль путей сорокарядные лесные полосы. У Сейды отвели двенадцать гектаров под саженцы и шесть под семена. Учитывая силу здешних ветров и обилие снега, Русановский предложил делать полосы на восемьдесят-сто метров ширины. Завезли минеральные удобрения, много древесных семян. В Сейде намечалось создать местный питомник.