По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
А иным хочется оставить в тайге все как есть, не тревожить ни былинки, ни веточки. На эту тему, между прочим, в больших газетах большие статьи пишут. Помню, автор одной из таких статей, пролетевший над Горным Алтаем, предлагал не трогать ни цветущих лугов, ни тенистых лесов, ни рек здешних, ни зверья, исключить тут всякую хозяйственную деятельность, немедленно покрыть горы сетью асфальтированных дорог, настроить в самых живописных местах санатории и коттеджи. Вот, мол, будет лепота!
Все это вздор. Как не трогать здешних лугов, когда почти каждую зиму дохнут от бескормицы тысячи овец, а эти самые цветущие луга уходят под снег нескошенными?
Не трогать лесов —
Трогать, все трогать. Но как? Вырубить леса и распугать дикого зверя? Нет! Природа Сибири и, главное, ее леса требуют к себе другого отношения. Какого же? Чтобы ответить на этот вопрос, надо определить, что такое лес.
По мнению многих хозяйственников, лес — это древесина: шпала, рудостойка, баланс, стройлес, пиловочник, дрова, — и поэтому, очевидно, газеты, печатающие победные оды в честь лесоистребителей, в какой-то степени отражают эту хозяйственную политику. Безусловно, древесина есть и останется главным продуктом сибирских лесов. И да здравствует тот заготовитель, который добудет максимум этого продукта из промышленных спелых древостоев, не имеющих прочных связей с комплексом других природных сил.
Однако лес — это не только деревья. Это также воды и почвы, на которых живет лес, это птицы и звери, населяющие его, это кустарники и травы, микробы и насекомые, климат и пейзаж. Лес — это сложный и устойчивый биологический организм, все части которого неразрывно связаны между собой. Стоит убрать одну какую-то часть, оборвать сложившиеся за миллионы лет прочные связи — и равновесие природного комплекса будет нарушено.
Терпеливый человек, дочитавший эту главу до конца, поймет, насколько эти вопросы важны сейчас, и простит мое увлечение специальными подробностями. Я подвожу разговор к трагической судьбе сибирского кедра.
Кедр самым удивительным образом сочетает в себе красоту и пользу. В дело годится и его мягкая, великолепной текстуры древесина, и живица, и хвоя. Все это — первостатейное промышленное, химическое и медицинское сырье. Однако не на этих качествах держится слава сибирской ореховой сосны. «Тайга кедром жива», — говаривали сибиряки в старину, и это воистину так. Соболь, белка, медведь, кабан, бурундук, марал, колонок, лисица, мышь, кедровка, глухарь и другая таежная живность захвачены биологическим кругом, в центре которого стоит кедр с его орехами — изумительным по питательности даром природы. И для человека кедр — уже много веков орехонос, масличная культура. Все было в истории кедрового орешка: вывозился он и в Персию, и в Китай, и в Западную Европу, пускали его «в разгрыз» и на халву, а сразу после революции по декрету, подписанному Лениным, открылось в Сибири пять маслозаводов, работающих на кедровом орехе. Близ многих сибирских деревень по сей день стоят прекрасные кедросады, выхоленные поколениями крестьян.
Но основные кедровые массивы, расположенные на горных склонах Южной Сибири, продолжали выполнять свою стихийную роль биологического и климатического регулятора. Орехи и пушнина в этих кедрачах заготовлялись, но большая часть продукции пропадала — руки не доходили. И вот за «освоение» этой своеобразной
Даже оставляя в стороне климатологическое, гидрологическое и эстетическое значение сибирского кедра, ученые давно доказали экономическую выгодность прижизненного его использования. Однако жажда получить пусть единовременный, но эффектный результат оказалась сильнее здравого смысла. И кедр продолжали рубить. Только за последние три года заготовки кедровой древесины удвоились и составляют сейчас почти десять миллионов кубометров в год. Это в пятьдесят раз превышает специальные потребности страны в кедровой древесине (она должна идти на карандашную дощечку, аккумуляторный шпон, мебель, музыкальные инструменты и т. п.). А чтобы замаскировать эти истощительные рубки, стали включать в отчетах кедр в общее понятие «хвойных».
Нашлись даже специалисты из лесозаготовителей, которые начали оправдывать такие интенсивные рубки, подводить под них теоретическую базу.
— Кедр гниет, вываливается, — говорили они. — Нужно взять древесину, чтоб она не пропала.
— Почему же она тогда не пропала раньше? — спрашивали ученые. — Кедровой тайге — тысячи лет. В ней идет смена возрастов.
— Вы хотите законсервировать ресурсы!
— Наоборот! Мы хотим хоть в одном месте Сибири наладить разумные рубки, чтобы доказать их выгоду…
В кедровой тайге предполагалось возродить, провести в жизнь основной закон, старый символ веры российских лесоводов — рубить лес и не губить его. Принцип постоянства пользования лесом включал в себя и новую идею — основные массивы не трогать топором, а брать из них все добро, которое может дать живая природа. Расчеты показывали, что этот совершенно новый тип государственного лесного предприятия окажется прогрессивным, экономически выгодным.
— Расчеты расчетами, — сомневались многие. — А где практика?
На волне этих споров всплыла идея группы выпускников Ленинградской лесотехнической академии. Все было вначале у этих ребят — и юношеские клятвы стоять до конца за мечту, и сомнения, и горькие разочарования, и счастье приобретения новых друзей Кедрограда.
Что же такое Кедроград?
Туристы.
Гостиница «Мечта моей бабушки».
Виталий Парфенов.
И вот я в Кедрограде. Никто не знает, что это такое. Одни так называют поселок Уймень, другие — часть этого поселка, расположенную за протокой реки; там новые, крепкие дома, поставленные молодежью, — не чета уже сгнивающим времянкам, что завозились заготовителями сюда, в лесной край, аж из Тюмени. В этой части поселка на последних выборах в местные Советы был организован Кедроградский избирательный участок. Некоторые считают Кедроградом всю территорию Прителецкой кедровой тайги, но это звонкое слово пригодится, я думаю, для центральной усадьбы хозяйства, когда место ее будет точно определено.