По городам и весям: путешествия в природу

Чивилихин Владимир Алексеевич

Мне кажется, пришла пора задуматься нам об исходных принципах нашего природопользования. И хотя теснейшая связь их с другими общественными явлениями ни у кого в наши дни не вызывает сомнений, я не буду касаться этических и социальных аспектов проблемы, а возьму только ее организационно-экономическую сторону. Не потому ли мы так расточительны подчас с землей, например, что в основе взглядов наших экономистов и плановиков лежит некий абстрактный теоретический феномен, одна нелепая и косная условность, согласно которой природные ресурсы вроде бы не входят в понятие народного богатства? Земли, леса, воды, в которые не вложен труд, не могут, дескать, согласно закону стоимости оцениваться

в рублях. Этим умозрительным взглядам давно уже противостоит неоспоримый тезис об истощимости наших природных ресурсов, противостоит обыкновенный здравый смысл и каждодневная реальность жизни. Директор совхоза, у которого затопили гектар плодородной пашни, может на простых канцелярских счетах подбить итог потери. Он возьмет среднюю урожайность с этого гектара, прикинет стоимость продукции, сложит-помножит и предъявит счет, вот, мол, сколько мое хозяйство потеряло, платите, пожалуйста!

Правда, я тут сознательно упрощаю проблему — земля у нас, являясь общенародной собственностью, не может стать объектом операций, напоминающих куплю-продажу, и для финансовой оценки ее, как и других природных ресурсов, счетов явно недостаточно. Может быть, для учета ценности земли следует ввести понятие социалистической ренты? Никто, повторяю, торговать ею не собирается, однако ценностная характеристика наших земель помогла б правильнее их отводить, облагать налогами, учитывать разную продуктивность почв при землеустройстве и т. д. Должно быть, настало время все наши природные богатства, в том числе ресурсы перспективного использования, пропускать через стройную систему условных цен, эквивалентов и коэффициентов, учитывающих сегодняшнюю доступность и рентабельность использования сырья, динамику развития производительных сил.

Подумаем вместе о том, что это могло бы дать. Несомненно, если бы каждый гектар пашни, отводимый под застройку, оценивался полно и объективно, то многие застройщики наверняка поискали бы неугодные, дешевые земли. Да и остальные хозяйственно-экономические акции протекали бы по-другому. Если б за воду, например, которую вся наша промышленность ныне берет бесплатно и загрязненной спускает в водоемы, брались деньги, то руководители предприятий, борясь за снижение себестоимости продукции, подумали бы о том, не выгоднее ли очищать и повторно использовать стоки.

Нуждаются в дифференцированной финансовой оценке и наши леса. Почему лесозаготовители вырубают сейчас самые доступные массивы, не считаясь с научно-техническими правилами? Да потому, что корневая стоимость эксплуатационного леса, расположенного у берегов реки, почти равна той плате, которую леспромхоз отчисляет за древостой, вырубленные за тридевять земель. Причем попенная эта плата для разных районов одинаково мала.

При объективной оценке всех природных богатств стало бы легче, мне кажется, предугадывать последствия крупномасштабных экспериментов «покорителей природы», вроде намечаемого строительства Нижне-Обской ГЭС или поворота северных рек в бассейн Волги. Последний проект, например, сулит Каспию и засушливым земледельческим районам сорок кубокилометров воды в год.

Очень соблазнительная перспектива, но все ли подсчитано сметой, все ли учтено? Сколько будут стоить, кроме стоимости сооружения гигантских плотин и других гидротехнических комплексов, затопленные земельные и лесные угодья, во что обойдутся потери в охотничьем и рыбном хозяйствах, в нефтегазовой и угольной разведке, добыче и транспортировке, в северном речном и морском судоходстве? Многие ученые считают, что новые ледяные просторы над гигантскими искусственными водохранилищами заметно повлияют на климат европейского Севера, что льды могут затянуть

и часть тундры, и прибрежные морские воды, потому что реки, текущие на север, сейчас сильно смягчают климат Поморья. И не выгоднее ли окажется, если все подсчитать, получать ежегодно пятьдесят-шестьдесят кубокилометров воды, задерживая в степной и лесостепной зонах страны талые воды? Сейчас эти воды не только бесполезно стекают, но и вызывают эрозию почв, а задержка их дала бы государству дополнительно около двух миллиардов пудов зерна…

Оцененная природа помогала бы нам находить наиболее выгодные варианты приложения общественных сил, устранила бы многие межведомственные противоречия, сама сохраняла бы свои богатства, рублем бы дисциплинировала любителей непродуманных, «волевых» решений.

III

Осенью 1965 года я был в ГДР. Путь пролег через Веймар — город Гёте и Шиллера. Наша делегация посещала достопамятные веймарские места, встречалась с местной интеллигенцией, с рабочими, а я все время думал о том, как бы урвать часок, чтобы побывать в здешних лесах, известных всему миру высокой культурой хозяйствования, — дальше программа уплотнялась, и я бы потерял возможность познакомиться с немецкими лесоводами, подарить им пяток семенных шишек сибирского кедра, которые на этот случай прихватил с собой.

Встреча такая, однако, состоялась. Тюрингские лесничие оживились, узнав, что советский писатель интересуется подробностями их работы, долго показывали мне прекрасные свои питомники, участки машинной посадки сосны, единственную в Германии плантацию секвойи, все время просили передать привет Л. М. Леонову, роман которого о русском лесе они знали. А за первой же чашкой кофе я услышал вопрос:

Скажите, что у вас произошло со сталинским планом преобразования природы? А как вы относитесь к этому плану? — в свою очередь спросил я. Это был хороший план…

И многие иностранцы, посещающие Советский Союз, интересуются, как было осуществлено постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 20 октября 1948 года и что это дало нашим землям. Естественно, мы стремимся показать хорошее. Один из руководящих работников агролесомелиорации Болгарии, посетивший колхоз «Деминский» в Волгоградской области, заметил: «Ваш опыт мы обязательно перенесем к себе. Через несколько лет и наши поля будут защищены от зимних холодов и горячих суховеев».

Наш опыт полезащитного лесоразведения, как бы мучителен он ни был, давно уже приобрел мировое значение.

А многие ли знают, что Россия — пионер степного лесоразведения? В 1969 году Петр I своими руками посеял желуди в районе Таганрога и позднее писал азовскому губернатору:

«…також предлагаю, по управлении нужных дел изволь постараться, чтобы на Таганроге в удобных местах насаждать рощи дубоваго или хотя иного какого дерева, привезши с Дона не малое число маленьких деревцов в осень по листопаде, також подале от города в удобных же местах несколько десятин посеять желудков для лесу же».

Один из первых русских агрономов и селекционеров — А. Т. Болотов доказывал в конце XVIII века необходимость лесоразведения в лесостепной зоне. А в «Деревенском зерцале, или Общенародной книге», изданной в 1799 году Вольным экономическим обществом, писалось:

«Что в степных местах поднесь не разведено еще лесов — причиной того не то, чтобы степная земля не способна была к произращению лесов. Местами видим мы дубравы, видим кустарники на сухих и болотистых местах, но их наперехват стараются истребить, а не сберечь. Итак, недостатку в лесе причиною нерачение».