Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Я сам плен. Плен, плен, — растерянно твердил Пшеничный.
— Гут, гут плен, — сказал офицер и переглянулся с другим. — Форвертс плен!
Он махнул рукой вдоль деревенской улицы, Пшеничный, не понимая, потомтался на месте, и немец несколько подтолкнул его автоматом.
— Форвертс!
Он пошел — неуверенно, в полном смятении, предчувствуя скверное. Наперерез ему со двора вышла женщина с пустыми ведрами на коромысле, увидев его и еще что-то за его спиной, она ужаснулась, и он, схватив взглядом этот ужас на ее лице, понял, что все кончено.
Когда
От этой очереди прохватился из полусонного забытья Фишер.
Он совершенно окоченел в своем неглубоком, по грудь, окопчике, и то дремал, то бодрствовал, теперь вскочил и ничего не увидел — стекла очков запотели от дождя. Он долго и неумело протирал их, потом цеплял дужками за уши, и когда одел, увидел, что уже светало и что на дороге никого нет. Он подумал, что выстрелы ему приснились, и начал, притаптывая, греться в окопе, как услышал отдаленный треск мотоциклов.
На несколько секунд Фишер остолбенел в окопчике, потом дрожащими руками зарядил винтовку. Когда вдали на дороге появились мотоциклисты, он начал целиться. Но руки его тряслись, запотевали очки, ствол ходил в стороны, попасть в таком положении нечего было и думать. Но и мотоциклы двигались медленно по грязной разбитой дороге, их было три с колясками и тремя седоками на каждом. Фишер сгорбился, широко расставил в грязи локти и, затаив дыхание, выстрелил. Вскинув голову, посмотрел на дорогу. Но мотоциклисты катили себе как ни в чем не бывало. Тогда он прицелился и выстрелил снова. И снова никакого результата. И он, торопливо прицеливаясь, начал часто бить по дороге.
От его пятого выстрела там что-то случилось. Мотоциклы были уже возле берез на самом близком от него расстоянии, и передний мотоциклист остановился. Офицер, сидевший в коляске, оглянулся назад, к нему бросился другой, с заднего сиденья. Фишер заметил это и сильно дрожащими руками начал перезаряжать винтовку.
Но он не успел. Один из мотоциклов рванулся с дороги, перескочил канаву, и треск пулеметной очереди разорвал тишину. Фишер повернулся в узком окопчике, выпустил из рук винтовку и, обрушивая комья земли, сполз на самое дно.
Он уже не слышал, как возле остановился мотоцикл и молодой белобрысый мотоциклист в зеленом пятнистом комбинезоне, спрыгнув с сиденья, подбежал к окопчику. Сперва он запустил в него длинную очередь из автомата, потом подошел ближе и глянул на убитого. Фишер покорно скорчился в тесноте окопа. Немец постоял немного, брезгливо отбросил сапогом его противогазную сумку, из которой выпал черствый кусок хлеба и толстая книга в черной обложке. Потом сел на свой мотоцикл и покатил к дороге.
В поле никого не осталось, и ветер принялся листать страницы отброшенной книги. «Жизнь Бенвенуто Челлини, флорентийца, написанная им самим» — значилось на ее титуле.
Первые выстрелы на дороге подняли с топчана Карпенко, который свирепо скомандовал спящим:
— В ружье!!
Свист и Васюков, щуря заспанные глаза, вскочили с пола и бросились из сторожки. За ними
— Где Пшеничный? — крикнул Карпенко.
— Нету Пшеничного, — сказал из-за сторожки Васюков.
— Сволочь! Я так и знал…
— Командир, командир, смотри! — крикнул Свист.
На дороге возле берез появились мотоциклисты, передний вдруг остановился и один, свернув с дороги, направился по стерне в поле, к окопчику Фишера.
— Убегай! Убегай же, дурень! — стучал кулаком по бровке окопа Карпенко, но Фишер уже не убегал. Вскоре они увидели, как мотоциклист вернулся на дорогу, и вся группа поползла по косогору вниз к переезду.
— Внимание, замри! — скомандовал Карпенко и припал к своему пулемету.
Защитники переезда замерли в своих окопчиках. Свист вел за мотоциклами длинным стволом ПТРа. Дрожащими руками удобнее устраивал на бруствере винтовку Васюков. Бледный Овсеев низко припал к брустверу и не шевелился.
Мотоциклы не успели еще спуститься в ложбинку, как из туманной дали дороги появились два бронетранспортера. Мотоциклы остановились. Из переднего бронетранспортера что-то прокричали мотоциклисты, и затем оба транспортера стали не спеша спускаться по дороге к переезду.
— Свист! — крикнул Карпенко. — Начнешь с заднего! Слышь?
— Будь спок! — просто ответил Свист.
Передний бронетранспортер еще не достиг мостика, как из него вдруг вырвалось «бу-бу-бу…», и по насыпи железной дороги, брустверу траншеи, по крыше сторожки, разбрасывая землю, пробежала первая крупнокалиберная очередь. По лицу Карпенко стегануло грязью, но он даже не утерся. Он задержал дыхание, туго вперев в плечо приклад пулемета, и дал первую очередь.
Рядом звонко ударил ПТР Свиста, на броне передней машины сверкнула искра, транспортер метнулся на обочину и съехал колесами в кювет. Второй бронетранспортер рванулся вперед. И снова рядом гулко ударил из ПТРа Свист. На дороге заметались мотоциклы, и полдесятка пулеметов оттуда ударили по переезду.
Но старшина уже пристрелялся, и его пулемет длинной очередью осыпал дорогу. Минуту спустя два мотоцикла уже валялись в придорожной канаве, передний мотоциклист, свесив руки, мертво лежал на руле. Задний мотоцикл, вырвавшись из-под огня, на полном газу удирал по дороге. После нескольких выстрелов Свиста транспортер загорелся, расстилая над полем длинный хвост черного дыма. Другой стоял в канаве, завалясь в нее левым бортом. Несколько пеших немцев удирали вдоль дороги к березам.
Расстреляв по ним полный диск, старшина схватился за запасной и впервые оглянулся на своих бойцов. Свист торопливо бил зажигательными по второму бронетранспортеру, с оживлением на повеселевшем лице высунулся из окопа Овсеев. За углом поклеванной пулями сторожки часто бахал из своей винтовки Васюков. Карпенко рукавом шинели вытер вспотевший лоб.