Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Быкаў Васіль

— Заряжать знаешь как? Вот открыть крышку, сдвинуть рычаг и вложить ленту.

— Понятно.

— Давай, старайся. Пулеметчиком будешь.

Васюков перенес пулемет в свой окопчик за будкой и начал его изучать. Он открыл крышку, зарядил ленту. Потом разрядил его. За этим занятием и застал его подошедший Овсеев.

— Ну как? Осваиваешь?

— Осваиваю.

— Слушай, ты, кажется, парень того… Сговорчивый, а?

— Сговорчивый.

— Слушай, давай… драпанем.

— Куда?

— К своим, конечно. Не к немцам же.

— Ну что ты! А старшина?

— Черт с ним, со

старшиной. Ты понимаешь, ведь скоро ударят и всем хана. Что нас — четыре человека! Разве удержимся?

— Так надо же. Солнце вон еще где, — показал Васюков в небо. — До вечера далеко.

— Неужели ты думаешь тут продержаться до вечера?

Подумаешь, какой-то переезд. Как будто на нем судьба всей войны решается.

— Кто знает? Может, и решается.

— Ну уж только не тут. Где-нибудь под Москвой, может.

Под каким большим городом…

— Может, от маленького больше зависит, чем от большого.

— Ну, не хочешь — как хочешь. Только перед старшиной молчок. Сам понимаешь — нельзя предавать товарища.

— Ладно.

Овсеев ушел по траншее на другую сторону будки, а Васюков тоскливо посмотрел в поле. У него заныло под ложечкой от этого разговора с Овсеевым. В глубине души он сам не меньше его опасался за свою участь, но как он мог поступить иначе? Они были поставлены защищать переезд, чтобы на нем задержать немцев, значит, уходить с него не годилось.

Тем временем Овсеев протиснулся в траншее, взглянул на старшину, который, взвалясь на бровку траншеи, наблюдал за полем. Поняв, что за ним никто не смотрит, он боком прошел в крайнюю ячейку Пшеничного, дальше скрытого хода не было, и он выглянул над картофельным полем, изучая дорогу к лесу.

Дремотную тишину на переезде разорвал громкий голос Карпенко:

— К бою! Где Овсеев?

Овсеев метнулся было из окопчика, но услыхал, как Карпенко окликнул его, и проворно вернулся в свою ячейку.

Впереди по дороге из деревни шли танки.

Их утробное урчание все явственнее доносилось до переезда. Карпенко впился в них взглядом, Свист замер с направленным на них ПТРом.

— Три, — посчитав, сказал Карпенко. — Всего только три.

— Ну, три — ерунда. Семечки! — легко отозвался Свист.

— По одному и то не хватит. Овсеев, гранаты готовы? Васюков, подготовить гранаты.

Однако готовить не было чего, все было готово — оружие ждало на бруствере, гранаты лежали в нишах. Люди замерли в крайнем напряжении и ждали, ждали. Время тянулось мучительно долго, танки не спеша ползли по грязной дороге к месту недавнего разгрома мотоциклистов. За ними шла разбредшаяся по обочинам колонна автоматчиков.

— Эх, ярина зеленая! — бодрым голосом сказал Свист. — Слушай анекдот.

— Брось к черту, какой анекдот! — оборвал бронебойщика Карпенко. — До мостка подпустим и бей. Прицел четыре.

Возле берез автоматчики разбежались с дороги по обе стороны и на ходу стали выстраиваться в неровную, местами рваную цепь. Карпенко, сдвинув хомутик прицела, поставил его на цифру три. Глядя на него, убавил прицел и Васюков.

С середины пригорка передний из танков грохнул выстрелом — над переездом коротко фыркнуло, и сзади в поле вздрогнула от взрыва земля. Второй снаряд ударил перед траншеей,

разворотив шпалы и рельсы железнодорожной линии.

— А ну, а ну! — припав к земле, приговаривал Карпенко. — А ну еще ближе.

Покачиваясь на неровностях дороги, танки спустились в ложбину. Передний танк приблизился к обгоревшим бронетранспортерам и, обходя их, слегка повернул в сторону. В это время звонко грохнуло ружье Свиста. Танк остановился. Еще ничего не было видно — ни дыма, ни пламени, но уже отскочили крышки боковых люков, и на дорогу вывалились два или три танкиста. И тогда Карпенко дал длинную трескучую очередь.

Весь этот унылый осенний простор наполнился беспорядочным визгом, треском и грохотом. Попав под обстрел, пехота поспешно залегла в поле и открыла огонь по переезду. Второй танк уже осторожнее продвигался по дороге. Он оттолкнул в сторону транспортер и, приостановившись, задвигал орудием, наводя его на переезд.

— Свист! Свист! — предостерегающе закричал старшина, но не успел его крик утонуть в грохоте боя, как мощный взрыв черной земляной тучей накрыл переезд. Когда ветер снес пыль, стали видны разлетевшиеся в стороны обломки досок, поленья, а в том углу, где была печка, курилась небольшая воронка.

— Васюков! Васюков! — крикнул старшина, и из-под обломков сторожки показалось грязное лицо Васюкова. — Живой?

— Живой, товарищ старшина.

— Огонь! Теперь только огонь. Огонь!

С переезда ударили два пулемета, звонко хлестнуло несколько выстрелов ПТР, и снова разрыв на бруствере накрыл пылью траншею. Ближе всех он пришелся к окопу Свиста, полминуты там ничего нельзя было разглядеть, потом в нем показалась обсыпанная землей фигура Свиста.

— Ох гады! Ох же подонки! Старшина! Командир, ты погляди!..

Он потрясал своим ПТРом, который теперь стал вдвое короче, перебитый осколком.

— Огонь! — свирепо требовал старшина, на секунду оторвавшись от пулемета. — Гранаты!..

Это была последняя команда Карпенки. Не договорив ее, он вдруг выпрямился, выпустил из рук пулемет и, обрушивая спиной землю, сполз на дно траншеи. С его головы со сбитой пилоткой лилась на воротник шинели темно-бурая кровь.

Овсеев пугливо скорчился в траншее, а Свист, минуя его, бросился к старшине.

— Командир! Старшина!.. Ванюша…

— Все, Свист… Я все. Не пропущай танки… — слабеющим голосом сказал старшина.

Свист вскочил в траншее. Немцы с поля перебегали в лощину, а два танка, осторожно обойдя бронетранспортеры, уже приближались к мостку. Очереди из их пулеметов секли землю, железнодорожную насыпь, бурьян, рикошетили от рельсов. Единственное место, где еще можно было задержать танки, был мостик, и Свист понял это с первого взгляда.

Он минуту промедлил, решаясь, затем несколькими рывками скинул с себя шинель и ухватил обеими руками по противотанковой гранате старшины. Васюков из трофейного пулемета бил по пехоте, а Свист перевалил через бруствер и скатился с насыпи. Потом он вскочил и в три прыжка скрылся в вырытой разрывом воронке. Сразу же над головой прошло несколько очередей, но они не задели его. Как только они отдалились, он выскочил из воронки и, пригнувшись, скатился под невысокую дорожную насыпь.