Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Левчук медленно поднялся, однако не выпуская из руки пистолет, и молодой парень в кубанке с автоматом ППШ на груди потребовал:
— Бросай пушку! Ну! И руки вверх!
— Да ладно, — примирительно сказал Левчук. — Свой, чего там…
— Смотря кому свой.
Тем временем в папоротник въехали остальные двое и окружили его.
— Гляди, да он же из болота, — догадался другой всадник — молоденький, остроносый парнишка с живыми глазами.
— С болота, факт. С того берега, — сказал первый. Третий, пожилой дядька с рябым от оспы лицом внимательнее
— Постой! Да это же из «Геройского». Ага? Левчук твоя фамилия?
— Левчук.
— Так это же, помнишь, как мы зимой разъезд громили? Еще в нас тогда из пулемета с дрезины пульнули.
— Вспоминаю, — сказал Левчук и улыбнулся. Он сунул пистолет в кобуру, а ребята поубирали за спины свои автоматы. Рябой с интересом спросил:
— Ты что — из болота?
— Ну.
— А это что?
— Это? Человек. Где тут, чтоб бабы? Мамку ему надо. Малый он, сутки не ел.
Партизаны удивленно глядели, как он развернул пиджак и показал малого.
— Ого! Действительно! Гляди ты… А где взял?
— Длинная история, ребята. К какой-нибудь бабе надо. А то пропадет.
— В семейный лагерь отдать, — сказал тот, что был в кубанке. — Кулеш, давай отвези, потом догонишь…
— Нет, сказал Левчук. — Я должен сам. Тут такое дело… Сам я должен, ребята.
— Ну ладно, — сказал старший. — Кулеш, покажешь ему дорогу и догоняй.
Рябой Кулеш завернул коня, и Левчук пошел с ним по дороге рядом.
— Это не по тебе немцы стреляли? Там, в болоте? — спросил Кулеш.
— По мне, да. Едва ушел.
— Сегодня тут ваших много пришло. Через топкую гать прорывались.
— Да ну? — радостно удивился Левчук. — Прорвались?
— Прорвались, да. А ты — по болоту?
— Ну. Думал, пузыри пущу. А у вас как? Пока тихо?
— Где там! — сказал Кулеш и омрачился. — Защемили и нас, сволочи. До вчерашнего дня было тихо, а вчера началось. Слышь, гремит? Отбиваемся.
Левчук уже слышал, как впереди гремела стрельба, лесное эхо громом множило выстрелы.
Они быстро шагали по дороге, Кулеш на лошади, а Левчук пешком.
— Уже недалеко, — сказал Кулеш. — Переедем ручей и — лагерь.
Вдруг им наперерез из лесу выбежали какие-то люди с винтовками, один, заметив их, замахал рукой, и Кулеш потянул повод.
— Что такое?
На дорогу выбежал смуглый, с восточными чертами лица человек в немецком мундире, с немецким автоматом в руках и огромным биноклем на груди.
— Кулеш, стой! Кто такой? — кивнул он в сторону Левчука.
— Это из «Гepoйского», — сказал за него Кулеш. — Во ребенка в семейный лагерь несем.
— Какого ребенка! — взъярился встречный. — Все в строй! Немцы прорвались, слышь что делается?
Из леса на дорогу выскакивали партизаны и, взглянув на них, быстро бежали вперед.
— Что ж, с ребенком в строй? — удивился Кулеш.
— Ладно, ты вези ребенка, — решил командир. — А ты в строй! Где винтовка?
— Нету. Один пистолет, — сказал Левчук.
— С пистолетом в строй! Шагом марш!
Секунду помедлив, Левчук отдал малого
— Главное, к тетке какой, — сказал Левчук.
— Будет сделано. Не беспокойся!..
Он уже вскачь пустил было лошадь, Левчук побежал за командиром, как всадник круто осадил лошадь.
— Эй, а зовут его как?
— Зовут? — удивился Левчук и, ничего более не сообразив, вспомнил имя Платонова. — Виктор! — крикнул он. — Виктор, скажи. А фамилия Платонов.
— Ясно!
Кулеш пришпорил коня и исчез за деревьями, а Левчук, зябко содрогнувшись в своей мокрой одежде, побежал догонять партизан.
Левчук терпеливо сидит на скамейке под стеной гаража. Солнце скрылось за крышами высоких домов. Двор живет своей привычной для него жизнью: возятся дети в песочнице, взрослые подметают дорожки, выбивают ковры. Старушки уже оставили свой пост у подъезда и скрылись в доме.
Наблюдая жизнь большого двора, Левчук думал свои, важные теперь для него думы.
Главное — узнать, какой он. Веселый, общительный? У капитана Платонова было такое лицо, приятно смотреть. И кто он? Возможно, инженер, специалист по машинам, может, даже сам строит машины, автомобили например. Это было бы здорово! Ели врач — тоже неплохо. Может, даже лучше, если бы врач. А то теперь в медицине почти сплошь женщины, а что женщины? Только ругаться с ними… Может, кандидат каких там наук. Было бы приятно. (Левчук улыбается.) Хотя, конечно, главное, чтоб был человеком: приветливым в обращении, не пьяницей, чтоб не ругался. Хорошо еще, когда человек удачливый в жизни, но не за чужой счет. А то столько их развелось, этих ловкачей, строящих свое благополучие за счет других! Умных с выгодой для себя.
Нет, на него надо надеяться, больше на кого же? Своего сына вот не дал бог — три дочки. А у дочерей все от матери, от отца ничего. Тут, конечно, ему повезло не много, если не сказать, что не повезло вовсе. Как и на войне тоже. Через то проклятое ранение пришлось расстаться с рукой, занял место Грибоеда в санчасти. Наградами тоже не баловали, и всю жизнь грела мысль, что он спас человека. Этого вот сына радистки Клавы и начштаба Платонова.
Тем временем с улицы в подъезд проходит пожилой человек с сумкой и в шляпе; потом двое молодых парней в легких сорочках, за ними двое — молодая женщина и невысокий лысоватый мужчина с острыми худыми плечами. Из подъезда выбегает девочка с мячиком.
Левчук переводит взгляд на балкон и минуту наблюдает там молодую женщину в легком халатике. Неслышно выйдя из квартиры, она поливает из стеклянной банки цветы. К ней выходит моложавый мужчина в майке, что-то говорит, она бросает рассеянный взгляд вниз, и они оба неслышно исчезают в раскрытых дверях квартиры.
В это же время у гаража появляются две знакомые Левчуку девочки, торопливым шагом они ведут с собой третью с мячиком.
— Дяденька, дяденька, вон Танечка, она вот из пятьдесят второй квартиры.