По Острию Бритвы

Хейс Роберт

Хардт выругался, что-то о неподобающем обращении с матерью козла, а затем раздался скрежет камня о камень. Бесы, как один, повернулись и скрылись в темноте.

— Я знал, что это сработает, — торжествующе сказал Изен, как будто это его крик отпугнул бесов. Я бросила на него свирепый взгляд и повернулась к остальным. Они все еще убирали камни с дороги, но я увидела отверстие в верхней части завала, достаточно большое, чтобы я могла проползти.

— Стойте! Стойте. — Я бросилась вперед, тронув каждого из копателей за плечо. Они все остановились и ждали. Я повернула голову в сторону, напрягая слух.

— Что… —

начал было Йорин, но я зашипела на него, и он замолчал.

— Я слышу… что-то, — сказал я.

Тамура кивнул:

— Ветер.

Это правда, я действительно слышала вой ветра, доносившийся издалека, но я была уверена, что слышу что-то еще. Ветер доносил какой-то шум. Другой вой. На этот раз я была рада холоду, который чувствовала внутри, он не давал этому вою заледенить мою кровь.

— Это просто ветер, Эска, — сказал Хардт. Я поняла, что он держит камень величиной с мою голову, и видела, как напрягаются его руки. Я отступила и позволила им продолжать копать.

Здесь, внизу, есть существа и похуже бесов. От этой мысли у меня по спине побежали мурашки. Странно чувствовать, как становишься сильнее, питаясь собственным страхом. Это должно было заставить меня задуматься, заставить понять, что древний ужас, который, как я думала, я усмирила, остался внутри. Это должно было показать мне, насколько тесно мы теперь связаны.

Как только щель наверху стала достаточно большой, Хардт вскарабкался наверх и пролез сквозь завал. Тамура передал ему фонарь и последовал за ним. Я заставила пройти Изена, а затем и Йорина. Йорин остановился рядом со мной, прежде чем пролезть. Он как-то странно посмотрел на меня.

— Эти твари, — он указал на коридор, по которому скрылись бесы, — чего-то испугались. Готов поспорить, проход перекрыли они, и не без причины.

Я пожала плечами, глядя на него:

— Ты хочешь найти путь наружу или нет?

Йорин только улыбнулся, вскарабкался наверх и пролез в отверстие. Я последовала за ним, но не раньше, чем бросила последний взгляд назад. Я спросила себя, ждали ли бесы, что мы вернемся обратно в темноту, или они сбежали, бросив нас на произвол судьбы.

Преодолев баррикаду, мы двинулись вперед, ориентируясь по ощущениям и звуку ветра. Тамура и Хардт шли впереди, держа по фонарю, а Изен и Йорин следовали сзади, обнажив оружие. Я больше не злилась на Изена за его обнаженный клинок. Странно, но там коридор казался темнее, как будто мрак был еще более гнетущим. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что в стенах нет светящихся камней. Все они были вырваны.

Мы прошли всего несколько дюжин шагов, когда услышали какие-то звуки позади нас. Изен выхватил фонарь у своего брата и побежал обратно к баррикаде. Некоторые камни, которые мы сдвинули, уже были на месте. Я услышала, как с другой стороне баррикады разбегаются бесы.

— Маленькие ублюдки, целующиеся со слизняками, замуровывают нас здесь! — крикнул Изен.

Я забрала у него фонарь и вернула его Хардту, пристально поглядев на младшего брата.

— Если они это сделают, то так и будет. Мы никак не можем их остановить, и, черт возьми, нет смысла пытаться.

— Мы могли бы их убить, — возмутился Изен.

Я проигнорировала его слова. Мы все так сделали.

Мы продолжили путь и снова услышали звуки сзади — бесы нас замуровывали.

Глава 30

Мы

крались вперед, держа два фонаря высоко перед собой. Ветер завывал где-то далеко впереди, но мы ощущали лишь легкое дуновение. Что-то было не так в этой ситуации, словно зуд, который я никак не могла почесать. Я никогда раньше не видела ловушек ветра и даже не слышала о них. Что касается магии, то аэромантия была мне так же чужда, как и эмпатомантия, хотя я видела, что Хранитель Источников может сделать, используя только разреженный воздух. Я просто не могла понять, как ветер может быть таким громким, а мы его почти не чувствуем.

Остальные были напуганы шумом и гнетущей темнотой, которая, казалось, неестественно сгущалась вокруг фонарей. Полагаю, я не могла их винить, вой выводил меня из себя. Изен выудил из сумки наш третий фонарь и зажег его, прежде чем кто-либо успел его остановить. Хардт зашипел на брата, но Изен попятился, вцепившись в фонарь, как будто свет был единственным, что поддерживало в нем жизнь. Он действительно был трусом.

— Это наше последнее масло. — Голос Хардта прозвучал как хриплый шепот. Странно, но в темноте люди обычно понижают голос. Возможно, это естественный инстинкт — быть как можно незаметнее.

— Тогда нам нужно поскорее убираться отсюда. — В голосе Изена слышалась настоящая паника. Такое может случиться с людьми, которые слишком долго живут в страхе. Их разум теряет способность рассуждать здраво. Изен находился в ужасе и действовал иррационально. Часть меня хотела избить его до потери сознания и оставить там, в темноте. Думаю, только одно удержало меня от того, чтобы посоветовать Йорину поступить именно так — я знала, что Хардт никогда не бросит своего брата.

Тамура остановился и склонил голову набок, подняв свой фонарь.

— Ты что-нибудь видишь? — спросила я, протискиваясь мимо Изена и позволяя старшему брату разобраться с младшим.

Тамура вопросительно приподнял бровь, глядя на меня. «У стен есть глаза», — сказал он.

Йорин хмыкнул:

— Он не ошибается.

Только тогда я поняла, что Тамура имел в виду. В свете фонарей, разлившемся вокруг нас, я смогла разглядеть на стенах десятки грубо вырезанных лиц. Все они были разными, но одно было одинаковым — пронзительные глаза, глядевшие прямо перед собой.

— Яйца скального кота, — выругался Изен и прерывисто вздохнул.

Я подошла поближе к одной из стен и вгляделась в лица, наблюдавшие за нами. Кто бы их ни вырезал, он не обладал настоящим художественным мастерством, и лица были бесформенными и уродливыми. Но глаза… Глаза были пронзительными, настороженными. Я бы солгала, если бы сказала, что все это меня не нервировало. Они были чертовски жуткими.

Мы продолжили идти по коридору. Было трудно не обращать внимания на лица, вырезанные на стенах, как только я узнала, что они там есть. С каждым нашим шагом становилось все больше и больше глаз, наблюдающих за нами. Они не были частью архитектуры. Было очевидно, что кто-то — или что-то — добавил через много лет после того, как город пал. Тогда я спрашивала себя, что могло послужить причиной их появления и украшали ли они каждую стену в каждом коридоре. В наше время я больше удивляюсь их значению. Почему так много лиц и почему такое внимание уделяется глазам?