По правилам и без
Шрифт:
— Хорошо, — не размениваясь на вежливость, ответила я, что сошло на усталость и сонливость.
— А я вот подумал: раз уж нам втроем не получится куда-нибудь выбраться вместе, то почему бы не познакомиться поближе в домашней обстановке, — он снова улыбнулся, и даже глаза его, что удивительно, улыбались — вот только виделись в них нехорошие искры, слышался в голосе стальной оттенок. — Твоя мама не возражала, и мы подумали, что ты тоже будешь не против. Мы ошиблись?
От этого «мы» мне стало тошно. Захотелось закрыться у себя в комнате и заплакать, а еще лучше убежать — недалеко, в соседний дом. Вот только тот,
Вспомнив, что от меня ожидают ответа, я отрицательно покачала головой и села на кресло, как можно дальше от Шекспира. И он это заметил: уголки его губ дернулись вверх, на секунду сложившись в усмешку похитителя.
— Вот и славно, — мама улыбнулась еще шире и счастливее. — Обед, — я тут же посмотрела на часы: и правда, было уже начало первого — а я никогда не спала так долго, — скоро будет готов, а пока могу предложить чай или кофе.
— Кофе, — тут же подорвалась с места я, — я сделаю!
— Рит, отдыхай, сегодня на кухне вожусь я, — мама положила мне руку на плечо, опуская обратно в кресло, и скрылась на кухне, снова оставив меня наедине с человеком, которого я предпочла бы вообще не знать.
— Рита, скажи, к чему эта враждебность? — обратился ко мне Антон. Я вздрогнула, но постаралась не выказывать свой страх, — и промолчала.
— Я же не желаю зла ни тебе, ни твоей маме, — продолжал тем временем он, — тем более твоей маме. Она замечательная женщина, каких осталось мало. Не нужно придумывать себе невесть что. Подумай хотя бы о ней.
Это была не угроза. Это был тонкий намек, который легко пропустить — но некогда этот человек таким же тоном угрожал, пусть и завуалировано. Конечно, он мог иметь ввиду совсем не здоровье и жизнь, а счастье и другие абстрактные понятия, но в это совсем не верилось.
— Кстати, мы с Леной позавчера видели тебя с молодым человеком, — тем же вежливо-доброжелательным тоном продолжил говорить Шекспир. — Не желаешь познакомить его с ней? Я с ним, так полагаю, уже знаком.
Внутри меня все похолодело. Значит, мама и этот человек нас заметили — только мама, к счастью, не узнала. Но вот представлять ей Диму как моего парня…
«Остерегайся этого… мальчика».
— Правда, Лена вас не заметила — а я не стал ей говорить, полагая, что тебе лучше рассказать все самой, — впервые в жизни слова Антона меня хоть немного, да обрадовали. — Но вот твоему молодому человеку обо мне по-прежнему лучше не рассказывать.
— Я помню, — тихо подтвердила я, и тут вернулась мама. Фарс начался и продолжился до пяти вечера — и то спасибо Кате, решившей, что раз я уже почти здорова, то мне следует погулять, свежий воздух ведь выздоравливающим полезен. Разумеется, гуляли мы не вдвоем, совсем не вдвоем.
Это повторилось и в субботу, а воскресенье наступило как-то совсем уж незаметно.
Я опять солгала: отпросилась в гости к Кате, причем с ночевкой — так, на всякий случай, чтобы не возвращаться домой после одиннадцати — а раньше, как сказал Кирилл, меня никто не отпустит. Мама не возражала: в понедельник я была еще на больничном — вернее, должна была посетить врача, чтобы тот выписал справку и отправил в школу, а общение с подругой, по ее мнению, только пошло бы мне на пользу.
Извечный вопрос: «Что надеть?» — благодаря все той же Кате решился
И, цитируя Щербатову, «мальчик малость прифигел».
— Прекрасно выглядишь, — сказал наконец он, целуя меня чуть дольше, чем обычно в качестве приветствия, и обратился к подруге. — Кать, я обязан вернуть эту красавицу сегодня?
— Не обязан, — хихикнула она, совершенно не считаясь с моим мнением. Хотя, кто сказал, что я буду с ней спорить? — Мама с папой уехали, так что дома я сама — приводи хоть в четыре утра, я все равно спать не буду. Только смотри, не испорть мне девочку!
«Девочка» попыталась замахнуться на языкатую подружку, но Дима придержал меня, а эта паршивица тем временем вручила ему мои куртку, шарф, шапку и сумочку и закрыла дверь с той стороны, оставив меня наедине не только с самым любимым парнем, но и сомнениями (А уместна ли я на чужом празднике? А подходяще ли одета?)
Правда, сомнения эти развеялись еще до того, как я переступила порог дома отца Кирилла, с которым он часто жил, за что спасибо Алине, которая ехала, как оказалось, вместе с нами. Прежде всего, благодаря ей я поняла, что не одна не стала наряжаться во что-то праздничное или хотя бы официальное: на ней вообще красовались синие джинсы и светло-лиловый кардиган, под которым виднелась черная американка с цветочным узором (ей, обладательнице роскошных черных волос, эта одежда невероятно шла). Дима, правда, сегодня надел рубашку — и как же она ему шла!
— Кирилл заставил, — хихикнув, прокомментировала Алина, а потом добавила объяснение, которое немного меня успокоило: оказывается, из приглашенных одиннадцати человек только пятеро были членами их семьи, а троих из оставшихся вообще знал только сам именинник. Я, к слову, к этим троим не относилась — Димина сестра сразу же вспомнила меня, и мы разговорились так, словно были хорошими знакомыми, почти подругами.
— Кстати, этот праздник — еще и повод познакомить дедушку с тобой, — когда мы уже подъехали и шли по расчищенной от снега аллее, «обрадовала» меня Алина. — Кирилл говорил ему, что ты на нашего оболтуса хорошо влияешь — вон, даже со школы не звонят, не жалуются.
Я застыла на месте, понимая, что боюсь идти дальше: тут же вспомнилось то, что любимый внук главы семейства совсем недавно оказался в беде по вине моего отца — и моей заодно.
— Рыжая, не спи, замерзнешь, — мягко дотронулся до моего плеча Дима и тише добавил: — Старик, и правда, хотел с тобой познакомиться, но его совершенно не волнует то, о чем ты сейчас подумала — он просто знает твоего отца. Да и, к тому же, — уже громче продолжил он, чтобы слышала и Алина, — Кирилл тоже сегодня обещал всех познакомить со своей избранницей.