По правилам и без

neereya

— Рита, у меня такое чувство, что ты решила, будто я тебя съем, — не дожидаясь ответной фразы от меня, со смешком продолжил мужчина. — Не стоит меня бояться, я уже начинаю жалеть, что Кирилл объяснил тебе, что к чему… Я не бандит. Вернее, не совсем бандит — и уж точно отличаюсь от ребят Ноя.

— Я так и не думала! — как-то слишком резко возразила я, вскочив с кресла. Ведь, и правда, никогда не думала о Димином деде, как о бандите — и уж тем более не собиралась сравнивать его с теми бритоголовыми… — Я просто… — уже совершенно неуверенно продолжила, садясь на место и пряча взгляд.

— Ты просто боишься,

что я злюсь на тебя и Лешу, — словно прочитал мои мысли Виктор Иванович. Хотя, почему прочитал? Это ведь у меня на лице написано, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. — Но это не так, можешь мне поверить. Мое отношение к твоему отцу и тебе полностью положительно.

Я не поверила, хотя очень хотелось. Невозможно вот так вот просто не питать отрицательных чувств к тем, из-за кого твои близкие находились в опасности, тем более для такого человека… какого? Я только сейчас поняла, что уже составила для себя портрет Виктора Ивановича Воронцова, в который почему-то свято уверовала — и теперь не могу признать, что сидящий напротив мужчина с добрыми серыми глазами и завораживающей улыбкой совершенно не подходит под этот образ. Только сталь в глубине глаз да непоколебимый внутренний стержень, видный невооруженным взглядом, напоминают, что этот человек — Князь, влиятельная личность преступного мира.

— Кажется, ты мне не веришь, — вновь не дождавшись ответа, продолжил мужчина. — Но это так. Видишь ли, мы с Лешей, твоим отцом, знакомы уже почти двадцать лет, и за это время я уже успел сложить о нем определенное мнение, которое не изменят теперь никакие безумные поступки. А то, что он все-таки сорвался и посягнул на репутацию Ноя — далеко не безумие. Рано или поздно это бы все равно произошло: не твой отец, так кто-то другой, и не Ной, а я, — но все равно этого не удалось бы избежать. Такие уж у нас со Степаном Новиковым отношения — горбатого, как говорят, могила исправит. Это взрослые дела, которые тебе трудно понять в силу своего возраста и мировоззрения — и я честно желаю тебе никогда ни во что подобное не влезать. А Леша, к твоему сведению, даже услугу мне оказал — и за это я ему помогаю сейчас залечь на дно, пока вся ситуация не утрясется.

Я затаила дыхание, желая услышать продолжение…

— Но я не могу сказать тебе, где он — его личная просьба.

…и не сдержала разочарованного вздоха.

— Я бы и тебя, и маму твою где-нибудь спрятал, но, сама понимаешь, у тебя последний год, поступление и все такое, а маме твоей Леша не хочет ничего рассказывать, а иначе увезти не получится. Нет, если ты хочешь, я могу хоть завтра отправить вас с Еленой к твоему отцу, так все же будет безопаснее.

Я бы уехала, наплевав на последний год, скорое поступление — только вот уже поздно. Если бы сразу, когда в нашу с мамой жизнь еще не вмешался пугающий Шекспир… а в мою лично — взрослый не по годам, но дурачащийся парень с невозможно любимыми серыми глазами.

— Не стоит, — я отрицательно покачала головой: молчать в третий раз, когда от меня настойчиво ждут ответа, глупо и невежливо, по меньшей мере. — Вы правы, одиннадцатый класс накладывает некоторые обязательства, к тому же, мне нужно готовиться к олимпиаде…

— Наслышан о твоих выдающихся успехах, — улыбнулся Виктор Иванович так, что я невольно смутилась от почти даже не комплимента. — В

этом году опять планируешь порвать всех?

— Хотелось бы, — я смущенно улыбнулась — это получилось само собой, без капли принуждения. — Сначала надо хотя бы стать участницей.

— Станешь, я уверен, — мужчина засмеялся. — Леша не раз нахваливал твой выдающийся ум и упрямство, так что я, честно, не сомневаюсь. Да и Дима не раз упоминал об этих твоих чертах, только, поганец, умолчал, что природа наделила тебя не только умом — а я ведь совсем позабыл, что у тебя не только недурной отец, а еще и мама — та еще красавица. И ты тоже вырастешь похитительницей сердец, будь уверенна.

Я засмущалась пуще прежнего, а мужчина вновь засмеялся, заметив это. Весь страх куда-то пропал, оставив после себя уважение и некоторую симпатию, какую ребенок может испытывать ко взрослому человеку.

— Кстати, Рита, ты уже планировала, куда поступишь? Пойдешь по стопам отца?

— Вероятнее всего, — я улыбнулась. Конечно, за последние полгода вопрос о планах на будущее стал одним из самых ненавистных, но не улыбнуться сидящему напротив человеку я просто не могла. — Да и, если честно, дело не только в родителях — я и сама люблю математику и программирование, ни к чему другому душа так не лежит.

— Это похвально, — Виктор Иванович улыбнулся мне в ответ даже немного довольно. — А вот маленький поганец до сих пор не говорит, куда же пойдет учиться. Ты, случайно, не знаешь?

— Н-нет, — не слишком убедительно соврала я, памятуя слова Кирилла. И неудивительно, что мужчина все понял.

— Значит, ты тоже знаешь, — немного грустно констатировал он, пряча за усмешкой толику боли. — И я догадываюсь, если честно. И не переубедишь ведь паршивца, упрямый еще больше, чем я.

Я невольно улыбнулась: Виктор Иванович любил своего внука, еще больше любил, чем говорили сам Дима, Кирилл — даже больше, чем я могла представить. И простит он ему все, лишь бы только тот не забывал своего деда, лишь бы только не свел в могилу... хотя, наверно, он ему и это бы простил.

— Ладно, не буду тебя больше задерживать, — Виктор Иванович встрепенулся и поднялся. — Веселись как следует и забудь наконец про эти чертовы документы!

Я тут же поникла, хоть и постаралась этого не показать. Забыть? Да черта с два тут забудешь, как же, когда рядом с тобой вертится живое напоминание…

— Я… я постараюсь, — неловкая улыбка и неодобрительный взгляд.

— Все будет хорошо, Рита, и у твоей семьи, и у тебя.

Как же хотелось верить.

— Ну что, не съел тебя дед? — Дима появился неожиданно — как раз в тот момент, когда я поняла, что не знаю, куда идти, и тут же привлек меня к себе, обнимая за талию.

— Нет, — я улыбнулась, ощущая то приятное волнение, что вызывало любое прикосновение этого невозможного парня.

— Ну вот, а ты говорила, — он легко дотронулся до моих губ своими, но тут в коридоре раздались шаги, и мы скользнули в ближайшую комнату, из которой до этого вышел Дима.

— Как же я за сегодня от них устал, — шутливо пожаловался он, одной рукой прикрывая за собой дверь, а другой удерживая меня — и стоило двери захлопнуться, опять поцеловал. И от его поцелуя сносило крышу — а, может, всему виной было шампанское, которое мне все-таки милостиво разрешили выпить.