По следам Таманцева
Шрифт:
— Почему нет, — возразил Миша, — есть зенитная артиллерия — спаренный пулемёт на вращающемся комле. А ты, между прочим, отойди от двери, а то неровен час…
И только он это сказал, как свистнули пули и воткнулись в стену позади нас… Смерть была в нескольких сантиметрах.
— Значит, не судьба сегодня, — философски заметил Миша, осматривая пулевые отверстия.
Мои размышления прервал шедший впереди проводник. Он остановился и предложил несколько вариантов подхода к автомагистрали Москва — Минск.
Долго совещаемся, каждый выдвигает свои доводы. Наконец, решаем идти через деревню Осово. Один
Провели разведку: неприятеля в деревне нет. Проходя мимо школы, увидели свежие следы её погрома, зашли. На полу — разбитые стекла, разорванные тетради и учебные пособия. Я взял в руки глобус. Он был без ножки и со следом сапога на помятом боку. И так мне стало его жаль, словно это было близкое мне живое существо, безмолвное и беззащитное.
— Изверги, — говорит Степа Иванников и добавляет крепкое словцо. — Что делают.
— Чума, — в тон ему отвечает Володя Пашкевич.
Открываю дверь в учительскую, и невольно останавливаюсь. Там на стене висит новенькая гитара. Как она могла уцелеть?
— Возьмём, — говорю Мише Шаповалу. — Антонов её быстро освоит, у него слух музыкальный.
Миша думает, а потом говорит:
— Не сейчас…
— А на обратном пути?
— Если… — говорит Миша, но тут же спохватывается, наш негласный кодекс не позволяет говорить о худшем, тем более накануне операции.
— Что скажет командир? — спрашивает Пашкевич.
— На обратном пути.
К магистрали подходим метрах в трёхстах от деревни, чтобы не навлечь впоследствии карателей на её жителей.
— Ребята, — говорит Миша, — наша задача — оседлать магистраль и вырубить полметра кабеля, соединяющего ставку Гитлера с фронтом. Провод проложен на глубине 75 сантиметров вдоль правой стороны магистрали, если смотреть на восток.
Миша — профессиональный связист и знает, что говорит.
— Трое будут рыть, а по двое пойдут в боковые охранения, — даёт команду старший группы.
Начинаем работать кирками и лопатами. Но проходит десять минут, и правое охранение в минском направлении замечает патруль. Новички, входящие в группу, без приказа покидают магистраль, за ними следуют и другие. Мы с Шаповалом не сразу понимаем, чем вызван переполох. Но сработал рефлекс: сначала укрыться, а потом оценивать обстановку. Залегли в кювете. Через несколько минут видим в тумане колонну людей, точнее, только её начало. Миша прицеливается, то же самое делаю я.
— Миша, — говорю ему шёпотом, — мы не знаем, сколько их. Если много, они нас прижмут, отступать будет некуда, кроме как через болото. Давай чуть отойдём.
Миша кивает в ответ, и мы отбегаем в тень большого ветвистого дуба. Колонна идёт спокойно. Впереди двое, — видимо, офицеры. На наше счастье, за дубом небольшая воронка от снаряда. В ней мы укрыты надёжно. Хвоста колонны по-прежнему не видно.
— Давай пропустим часть колонны, а потом дружно ударим, — шепчет Миша. — Я по голове, а ты — по хвосту.
Фашисты идут не спеша, тихо переговариваются. Автоматы держат на руке, чуть опустив, впрочем, у многих они на плече или на груди. Это хорошо видно, поскольку они идут почти рядом с нашим укрытием. Голова колонны минует нас, и мы открываем огонь.
Наше
Но уйти нам удалось только метров на тридцать. Взвивается ракета. Падаем. Миша бьётся ногой о пень и тихо ругается. Светло, как днём, а то и лучше. Замечаем несколько пней и небольшое углубление. Видимо, лес вырублен недавно. Поворачиваемся в сторону противника. Начинается стрельба в нашу сторону. Сначала редкая, а потом дружная. Огонь ведётся из автоматов. Но вскоре подключается ручной пулемёт. Часть пуль трассирующая. По ним судим о направлении огня противника. Стреляют в нашу сторону, значит, заметили, но пули летят выше. Отползаем ещё на несколько метров. Гаснет ракета. Мы срываемся с места. Миша сильно хромает. Снова ракета, и мы снова падаем, ползём, понимая, что постепенно неприятель приходит в себя и ведёт всё более прицельный огонь. На наше несчастье, из-за туч выходит луна, освещает местность не хуже ракеты. Добираемся до ближайшего овина. Видим, что на дороге появился броневик, и первым же выстрелом попадает в овин. Начинается пожар.
Положение критическое. Мы как на блюдечке, да ещё освещены луной, пожаром и ракетами. Почему-то опять вспоминаю одиноко висящую на стене учительской гитару.
Бежим дальше. Останавливаемся, убеждаемся, что преследования нет. Но стрельба по-прежнему очень плотная. Снаряды ложатся веером вокруг нас, летят в сторону деревни.
— Почему не преследуют? — спрашивает Миша.
— Наверное, оказывают помощь раненым, убирают убитых — это же магистраль. Да и засады боятся: знают тактику партизан.
Бежим дальше, минуя деревню, к лесу. Миша хромает всё сильней. Вот уже и окраина, и одиноко стоящая школа.
— А гитара, Миша? Не оставлять же её фашистам.
— Ты видишь, какой огонь? Вдоль деревни. А школа на противоположной стороне. Схватишь шальную пулю.
— Я попробую.
— Тогда идём вместе.
Перебегаем улицу напротив школы. Не зацепило, пронесло. Вбегаем в школу, в темноте находим учительскую, берём гитару. Идём обратной дорогой. Бежим. Группу мы, разумеется, потеряли. Вот пролесок заканчивается, начинается настоящий лес. Можно чуть расслабиться. Но что это? Перед нами вооружённые люди. И сразу понятно, что это не жители деревни. Они, как по команде, приседают на одно колено и берут оружие на изготовку. Рой мыслей проносится в голове, самая главная: «Кто это?»
Мы падаем и также изготавливаемся к стрельбе.
Идут мучительные секунды. Противник огня не открывает. Молчим и мы.
— Кто вы? — наконец, произносит Миша.
В ответ молчание.
Миша твёрдым голосом командира, за которым минимум взвод, повторяет вопрос.
В ответ молчание. Лежим, проходит не одна минута.
— Уходим, Миша, назад, к лесу, — говорю я ему, — хватит лежать. Чего доброго, это каратели.
Полусогнувшись, отходим назад, держа оружие наизготовку. Понимаем, что мы видны. Но по нам не стреляют. Не стреляем и мы: авось, пронесёт. Вот и лес. Спокойно. Решаем обойти подальше неизвестных и вновь заходим в деревню.