По ту сторону тьмы

A. Jane

– Успокоительное? – посмотрев на кубок, поинтересовался зельевар.

– Оно самое. Поверьте, иметь на плечах ясную голову вам сейчас необходимо как никогда, – Гарри посмотрел на профессора, поощряя его принять зелье.

– Пожалуй, вы правы, – отозвался мужчина и залпом осушил кубок.

– Вот и хорошо, а теперь идемте. До столовой путь неблизкий, вы успеете успокоиться и собраться с мыслями.

Гарри и Северус шли по галереям и переходам в тишине, пока мужчина не произнёс, словно нечаянно озвучив собственные мысли:

– Так кто ж он, наконец?

– Он, часть той силы,

что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – как бы в насмешку процитировал «Фауста» Гарри, полагая, что профессор не знаком с магловскими классиками. Но в этом была его ошибка. Профессор, будучи от природы любознательным, да ещё и жившим в двух мирах человеком, был знаком с магловской литературой. И даже больше, уважал её и с удовольствием читал. Хоть это и было не принято в рядах уважающих себя магов, но в домашней библиотеке Северус отвел несколько стеллажей под коллекцию магловских классиков разных эпох и стран. Произведения Вольфганга фон Гёте занимали в ней не последнее место. А потому с его знаменитым «Фаустом» он был знаком, как никогда близко.

Колёсики и шестерёнки в голове профессор начали крутиться с удвоенной скоростью, сопоставляя все, что он помнил и знал с тем, что он увидел и ощутил. И где-то на задворках его «чертогов памяти» отыскалось упоминание о неком русском писателе и его скандальном романе «Мастер и Маргарита». Весь путь до столовой Северус не проронил ни звука, он вспомнил роман и его героев, не всех, но самых главных точно. И теперь, с дрожью в сердце отказывался верить в то, что всё происходящее с ним этим вечером – правда. Ведь если это так, то … Но додумать мужчина не успел. Гарри остановился у золоченых дверей и повернулся к нему.

– Как вы, профессор? Не желаете ли ещё зелья?

– Нет, благодарю. Я в полном порядке.

– Что ж, раз вы так считаете, – и, медленно выдохнув, одним движением отворил двери.

Столовая встретила юного Блэквуда и его гостя мягкими светлыми тонами и отблесками позолоты. Полностью сервированный, длинный стол красного дерева был застелен безупречно-белой скатертью с мелкой вышивкой. На нем, помимо блюд и сервиза, громоздились вазы с ветвями падуба, остролиста и омелы. Стоит отметить, что вся столовая была украшена в стиле древнего празднования Йоля. В отдалении у больших окон стояло вечно зеленое дерево, символ жизни, украшенное волшебным снегом, ледяными шарами с замороженными в них цветами, яблоками и колосьями пшеницы. Возле камина на праздничной подставке лежало йольское полено, украшенное зелеными ветвями и тремя свечами. В камине, над огнём, в небольшом котелке кипел эль. На подоконниках и тумбах стояли корзины с фруктами и ветками. А в огромной люстре горели золотистые свечи.

За столом уже собрались все домочадцы, даже Воланд, сменив своё мрачное одеяние на тёмно-красный сюртук, восседал во главе стола. По левую руку от него сидел Фагот, расставшийся со своим извечным костюмом и облачившийся в стального цвета, короткий однобортный сюртук с черной вышивкой. Бегемот, сидящий с ним рядом, был при бабочке, чем и ограничился, ведь коты рубашек не носят. По правую руку от Воланда было два пустующих места, третье занимал Азазелло, поверх белой рубашки и черных брюк которого была одета черная без украшений визитка*.

–

Все в сборе, стало быть, мы вовремя, – улыбнувшись, произнёс мальчик и повел профессора к столу.

– Часы только пробили семь, вы вовремя, – отозвался Мессир.

Гарри занял свободное место рядом с Воландом, а профессор оставшееся, между мальчиком и Азазелло.

– Итак, уважаемый профессор, – произнёс Мессир, когда Гелла закончила подавать блюда, – Как я полагаю, с сидящими здесь вы уже знакомы?

– В какой-то степени да, мне посчастливилось повстречать каждого из них в первый час моего пребывания в поместье, Мессир.

– Тогда я думаю, что в представлении они не нуждаются. Как и вы. Что ж, да начнется ужин, ведь эта ночь особенная.

– Воистину, Мессир. Особенная ночь, а какая лунная, – воскликнул радостно Фагот.

Отзвучали первые тосты, были поданы традиционные Йольские блюда, когда Фагот, будто бы невзначай, спросил:

– Так чем вы там, любезнейший, занимаетесь, у себя в школе?

– Я преподаю зельеваренье, – просто ответил мужчина. Пытаясь понять, к чему был задан этот вопрос.

– У-у-у, зелья, значит. Ясненько-ясненько. И какие зелья варите?

– Разные. Смотря для чего они нужны. Но в основном целебные, реже иные. Я иногда изготовляю зелья на заказ.

– Стало быть, и яды можете? – чуть усмехнувшись, спросил Фагот.

– Могу. Лекарства ведь тоже яды, чуть ошибешься и всё, был человек, и нет человека, – начиная понимать, к чему клонит этот «мастер словесности», ответил Снейп.

– Стало быть, убийства вам не в новинку, – заметил Азазелло.

– Убийства? – немного удивленно переспорил мужчина.

– Да, они самые. Разве вы не убивали других с помощью ядов?

Снейп взглянул на «демона», именно что на демона, Азазеля – демона-убийцу. Который не раз лишал жизни и ни разу не испытывал мук совести.

– Не по своей воле, – коротко произнёс зельевар. Понимая, что весь этот ужин и каждая его встреча – проверка. Но вот проверка на что и для чего? Он взглянул на Воланда, тот внимательно слушал их диалог.

– А по чьей же, коли не по своей? – тут же влез Фагот.

– По воле того, кто был сильнее. И думается мне, что вы, почтеннейший, не хуже меня знакомы с подобным. Ведь все мы платим за ошибки собственных слов, – холодно и несколько надменно, будто бы зная какую-то тайну, произнёс Северус.

Фагот, будучи ещё минуту назад веселым и расслабленным, преобразился в мгновение. Вся его небрежность и веселость улетучилась в миг, обнажая истинное лицо. Собранный и холодный, он был словно рыцарь, готовый кровью защищать свою честь. Но при всей своей статности и холодной ярости, он не забывал своего места и лишь спокойно и презрительно произнёс: – Много ли вы знаете о цене слова? Юнец!

– Пусть жизнь моя коротка, но о цене слова, брошенного в пылу веселья, я знаю достаточно, чтобы мог о том судить. Иной раз лишь слово есть крепчайшая цепь и лишь оно дарует свободу, – Снейп ступил на очень скользкий путь, каждая ошибка в данную минуту могла стоить ему жизни, но от этого его кровь лишь быстрей бежала в жилах. Мозг, будто бы проснувшись от долгого сна, лихорадочно работал, а лицо было словно каменная маска.