Поцелуй черной вдовы
Шрифт:
– Все хорошо. – Передернув плечами, она дала понять Кайлу, что не нуждается в неуместном сочувствии.
И вообще не нуждается в нем никогда и нигде...
Она не ребенок, чтобы ей дули на ранку, как это делала мать, стоило ей оцарапать колено.
– Итак, что я должна буду сделать? – обернулась она с решительным видом, глядя на Эссекса.
Тот улыбнулся.
– Сущий пустяк, моя дорогая. Уильям расскажет вам обо всем... Мы условились с ним, как все будет.
Соланж посмотрела на друга испепеляющим то ли презрением, то ли осуждением взглядом. В любом случае, настроение у нее было не то, чтобы глядеть и выслушивать
Так, прошагав довольно долгое время по направлению к Темплю в полном молчании, Соланж, наконец, обратилась к Шекспиру.
– Так ты добровольно готов участвовать во всем этом? – спросила она. – Готов убить королеву ради денег и славы?
Уилл, глядевший до этого себе под ноги, вскинул взгляд. И Соланж как-то вмиг устыдилась, что заподозрила его в низости... В этих глазах не было подлости и обмана.
– Врать не стану, мне нужны деньги, Соланж, – честно признался молодой человек. – Ради них я сюда и приехал. Но это не значит, что я безнравственный человек... И королева, несмотря на все свои недостатки, не заслуживает такого. – Он скользнул взглядом по беспокойным рукам девушки в черных перчатках.
Его собеседница, как-то враз сдувшись, спросила в отчаянии:
– Как же нам тогда быть?
Шекспир пожал плечами.
– Придумаем что-то, а сейчас нужно в театр. Если Бёрбедж прогонит нас со двора, план провалится, еще даже не начав исполняться!
Глава 33
Кайл видел и знал, что, несмотря на завистливое неприятие брата и холодное отчуждение неродного отца, Соланж тянулась и к тому, и к другому в надежде на толику неутоленной любви, но каждый раз получала лишь оплеухи. Не буквальные, но от того не менее хлесткие...
Вот и сейчас, обвиненная братом во всех преступлениях, она так и стояла безмолвная, одинокая и, Кайл чувствовал это, совершенно несчастная. Захотелось пойти и утешить, плевать, что подумают Эссекс и прочие, – он и пошел... Опустил руки на девичьи плечи и, глядя на тонкую прядку волос, колышущуюся от ветра, прошептал ее имя...
Соланж задрожала.
Все ее тело, окаменевшее было, расслабилось, ожило. Сердце забилось сильнее и громче... До страстного захотелось уже не просто касаться руками, прижать к себе ее всю, стиснуть до боли – просто дать знать: ты теперь не одна.
Но она отстранилась.
И после нескольких фраз торопливо пошла со двора вместе с Шекспиром. Он бы тоже пошел, но хозяин Лестер-хауса удержал его вдруг...
– Кайл, друг мой, позволь перекинуться с тобой словом наедине.
– Что вы хотите? – довольно невежливо кинул он, порываясь в другом направлении. И, наверное, не умея этого скрыть, так как граф снисходительно улыбнулся.
Почти жалостливо, по сути.
– Ну не здесь же, на улице, – попенял с легким укором. – Войдем в дом. – И продолжил дорогой в свой кабинет: – Вижу, маленькая лиса приручила большого медведя. Право слово, решительно удивлен, удивлен и растерян, мой друг: мисс Дюбуа, конечно, прекрасна, но совершенно... – он взмахнул кистью левой руки, – как бы это помягче сказать... совершенно неудобоварима. Кхе-кхе! Платоническая любовь – это для мальчиков, вроде Шекспира, мой друг, но точно не для тебя. Я ведь вижу, как ты на нее смотришь – алчным взглядом оголодавшего хищника, но...
–
– Опять за ней побежишь?
– Я просил не лезть ко мне в душу... – прорычал Кайл, уязвленный самим тоном вопроса, жалостливо-уничижительным. И подумал, как было б прекрасно ошарашить бывшего друга рассказом о том, что Соланж для него безопасна, но давно принял решение не распространяться об этом, и потому промолчал, сцепив зубы.
– Хорошо-хорошо, хочешь страдать, как сопливый мальчишка, дело твое. Но пойми, эта твоя не вовремя вспыхнувшая симпатия усложнила мне дело: пришлось выслеживать вас обоих по всему Лондону, и не только. Я искренне опасался, – голос Эссекса то ли наигранно, то ли всерьез потеплел, – что «вдова» ненароком умертвит и тебя. Что, не веришь? После облавы в лесу мне принесли ее вещи, полный комплект, но ты все равно изловчился ее увезти. Страшно подумать, как ты рисковал, спасая эту девчонку... Вдруг бы коснулся случайно. – И с укором: – Неужели любовь совершенно затмила твой разум? Одумайся, Кайл, эта девица не стоит того. Враждовать из-за убийцы-мошенницы – последнее дело. Вернись ко мне! Мы были хорошей командой, и будем снова.
Кайл скрипнул зубами.
– Не Соланж развела нас, чтобы вы знали, граф: это сделали ваши амбиции. Ваша ложь. Пустые клятвы, коим я больше не верю.
– И зря. Я никогда никого не обманывал!
Кайл усмехнулся.
– Мне наскучил наш разговор. Я ухожу...
– Да постой ты. – Эссекс подался к нему, не подходя, впрочем, близко. – Я признаю, что был чрезмерно жесток, велев заключить тебя «королевским браслетом» и отправить в зверинец. Но и ты пойми меня тоже: ты убил своих же людей, помогая девчонке сбежать, и схлопотал пулю в грудь, упустив ее. Я заслуженно разозлился...
Покаяние первой фразы сменилось укором, который Кайл выслушал, сдвинув брови.
– Считайте, я вас простил, – хмуро ответствовал он.
Эссекс выругался в сердцах.
– Глупый мальчишка, не губи себя ради девки! Она уничтожит тебя.
– Может, я того и хочу...
Их взгляды встретились, словно схлестнулись стихии. И сколько они так молчали, глядя друг другу в глаза, сказать было сложно. Время как будто замедлилось и побежало быстрее одновременно...
А потом Эссекс сказал:
– Можешь вернуться в Блэкфрайарс-хаус. В конце концов, о тебе многие спрашивали, да и жить в том клоповнике, где ты сейчас обитаешься, удовольствие, полагаю, не из приятных. Ты все-таки аристократ, а не портовая шлюха!
Кайл выдержал краткую паузу.
– Чтобы вернуться в свой дом, ваше, граф, дозволение мне не нужно, – произнес он. И развернулся, чтобы уйти, но собеседник добавил:
– Не забывайся, мой мальчик, мы повязаны так же тесно, как прежде. Не вынуждай меня посчитать тебя вместо друга врагом!
– Счастливо оставаться.
С такими словами Кайл покинул кабинет графа Эссекского и торопливо вышел на улицу. Глотнул свежего воздуха, шумно втянув его через ноздри и пытаясь унять раздражение, вызванное недавней беседой, а потом, понимая, что упустил Соланж и поэта, зашагал в направлении дома. В конце концов, он точно знал, где они могли быть, и он пойдет туда сразу, как переоденется...
Пришло время действовать по-другому.
Старый слуга, не веря глазам, впустил его в дом.