Поцелуй черной вдовы
Шрифт:
Никогда раньше подобные мысли не посещали ее... Соланж привыкла справляться с трудностями сама, рассчитывать лишь на себя, а тут эта слабость, побудившая выйти из комнаты и стоять в коридоре под дверью Сайласа Гримма.
Мыслимо ли?
Осознав, что творит, она убежала к себе и промаялась до утра, убеждая себя, что привязанность – это вовсе не слабость, да и нет этой привязанности, только тоска. А тоска мало что значит...
И чтобы себе доказать: она сильная, как и прежде, Соланж для себя положила выступить в «Розе». Денег все еще было мало, а Шекспиру она обещала от идеи с подобными представлениями отказаться... Значит,
И ведь справилась, в самом деле. В «Розе» публика оказалась солидней и не вела себя так необузданно, как в прочих театрах до этого – ей всего-то пришлось прогуляться по сцене, изображая лису, забравшуюся в курятник.
А потом в закутке, где она могла обратиться, на нее кинулись двое: один держал, а второй как-то лихо, явно со знанием дела нацепил ей на лапу браслет. Соланж опомниться не успела, а ее, окольцованной, сунули в клетку и повезли в неизвестном ей направлении...
Она думала, что везут ее в Ньюгейт, в тюрьму, где и запрут до вынесения приговора, хотя тот и так был понятен: обезглавливание – и точка.
Но привезли ее не туда...
Соланж учуяла запах реки и поняла, что они где-то в доках. Большое, обветшалое здание, в котором она оказалась, походило на склад, вот и ящики кое-как расставлены у стены, а на них ярко горящие свечи. По всему неспроста расстарались охотники тратиться на освещение...
Что здесь происходило?
Вскоре, неся еще несколько клеток, появились другие мужчины.
– Как улов? – переговаривались они между собой. – Есть чем побаловать наших клиентов? – Один из мужчин наклонился и заглянул между прутьев к ней в клетку. – Кто у нас тут? Рыженькая красотка. – Глаза его вспыхнули интересом. – Мужчина-женщина? – осведомился он у приятеля.
– Женщина, хоть и рядилась в мальчишку, – откликнулся тот с самодовольством. – Но мы ее со «Спринг-филдса» ведем – поняли сразу, кто она есть! Уж у нас глаз наметанный.
– Хороша, – подтвердил собеседник. – За такую немалые денежки выручим! Знаю, кто точно не поскупится прикупить ее для себя.
– Торг будет жарким, – загоготали они.
У Соланж шерсть на загривке поднялась дыбом: торги?! Ее собираются продавать как товар?
Она бросила взгляд на прочие клетки, в которых, перепуганные, как и она, сидели такие же перевертыши.
Торг.
И пусть она успокоила себя тем, что ее покупателя, кем бы он ни был, в ее лице ждет огромный сюрприз, легче на сердце не стало. Подумалось о других соплеменниках, не способных спастись, как она... Сколько их уже было и будет еще?
Вот ведь твари.
От возмущения девушку затрясло, и будь она без браслета, ее перекинуло бы назад в человека, а так... будто жгло что-то под кожей и ломило в висках. В таком лихорадочном состоянии Соланж наблюдала, как склад заполняют новоприбывшие мужчины и женщины: кто-то приходил парами, но в основном – по одиночке. Богатые, важные, они занимали расставленные в три ряда стулья и, пряча лица за черными масками, тихонько переговаривались между собой.
Уже перед самым началом торгов, когда один из распорядителей кивнул человеку у двери, велев ее запирать, в помещение быстрым шагом вошел высокий, широкоплечий мужчина в плаще. Он был, как и прочие, в маске, лица не разглядеть, но при виде него у Соланж ёкнуло сердце...
Не может быть, нет, мозг играет с ней шутку!
– Многоуважаемые дамы и господа,
Тут же взметнулась рука мужчины в первом ряду, потом рука женщины рядом.
– Тридцать фунтов, – сказала она.
– Тридцать пять, – перебил ее ставку мужчина.
– Сорок. – Его оппонентка не собиралась сдаваться.
– Сорок пять.
Дама поджала пухлые губы, решая, как быть, и распорядитель подзадорил участников:
– Сорок пять фунтов за матерого перевертыша в самом расцвете сил и способностей. – Он улыбнулся многозначительно. – Кто даст больше? – И обвел участников взглядом. – Сорок пять фунтов раз...
– Пятьдесят, – оборвала его женщина.
Распорядитесь ей улыбнулся.
– Кто-то не хочет упустить свое счастье, и я прекрасно вас понимаю. Пятьдесят фунтов раз... пятьдесят фунтов два... пятьдесят фунтов... три. Продано даме в первом ряду! Поздравляю с прекрасным приобретением, мэм.
Дама победоносно стиснула веер и с выработанной годами сноровкой заработала им, освежая горящее от довольства лицо.
После первого лота последовало пять остальных: три волчицы, совсем юная рысь и малыш-медвежонок. Соланж по всему оставили напоследок, так как она, с замиранием сердца ожидавшая свою очередь, каждый раз выдыхала от облегчения. И ругала себе за эти эгоистичные чувства...
А еще наблюдала за человеком в плаще.
Он не участвовал ни в одном торге по лоту, только сверлил темным взглядом распорядителя на подмостках и, казалось, случайно забрел в это место простым наблюдателем. Впрочем, все изменилось, когда к ее клетке приставили яркий фонарь, и аукционист в своей привычной манере провозгласил:
– А теперь главный лот нашего аукциона: молодая лисица с такой мягкой шерстью, что дух занимается. Ее пышный хвост сведет любого с ума... – Говоривший облизнул губы. – Ммм, вы даже не представляете, что за красотка скрывается под личиной маленького зверька... Одинаково хороша что в одной, что в другой ипостаси, она, клянусь королевой, подарит вам несказанное удовольствие! – восторженно заключил говоривший, и один из мужчин поднял руку. – О, кто-то торопится начать торг! Похвальное нетерпение, – похвалил его распорядитель. – Но учтите, начальная ставка... сорок пять фунтов. Кто готов заплатить пятьдесят?
– Семьдесят, – подал голос мужчина в плаще.
И от звучания этого голоса у Соланж встали волосы на загривке. Она узнала его и поразилась той радости, что наполнила ее вдруг... Захотелось, как той же рыси, грызущей прутья соседней решетки, словно могла она, в самом деле, их перегрызть, вырваться из своей тесной тюрьмы и устремиться к нему. Признать, какой глупой была... и как ей его... не хватало...
Действительно, не хватало.
– Семьдесят фунтов раз... семьдесят фунтов...