Поцелуй или жизнь

Литвинова Ирина А.

Десять лет назад он думал, что Боги ниспослали ему величайшее проклятие, теперь же был тихо благодарен им. Это были ИХ дети! Маленькие существа, о которых они с женой не могли мечтать! Так ли важно, что все эти дети, как на подбор не нужные родителям, так как появлялись на свет в результате измен или разгульной бестолковой молодости, были рождены дочками неродовитых горожан? Для себя Персиваль уже давно нашел ответ — это было ВООБЩЕ не важно.

Однако в этот раз все шло как-то не так. Анивер мучилась уже почти сутки, хотя обычно Боги позволяли ей забыться сном после часа или двух, чтобы она не увидела, как выносят мертвых младенцев из спальни. Да и камердинер запаздывал, что было ему вообще не свойственно. Три дня о нем не было ни слуху, ни духу, но Персиваль знал, что он ищет замену детям, поэтому и не разыскивал.

Сейчас же предчувствие, расшалившись, противно брюзжало, что определенно случилось нечто непредвиденное, раз надежный, как скала, и педантичный, как идеально выверенные часы, доверенный человек выбивается из графика.

Раздавшиеся из коридора шаги слуги, которые Персиваль за столько то лет научился безошибочно узнавать, заставили короля вздохнуть свободно, но только до того момента, пока он не обернулся на звук.

— Где дети?! — грянул глас монарха, в запале совсем позабывшего о конфиденциальности предприятия.

— Мой король, — в отличие от Персиваля, слуга говорил тихо, вот только дрожь в голосе с головой выдавало его волнение, — я обшарил всю столицу. Видите ли, раньше меня как будто кто-то вел и я находил нужный дом и нужную семью не более, чем за час. На этот раз дорогу мне никто совершенно точно не указывал. Но я обошл город вдоль и поперек, навестил всех знакомых повивальных бабок и лекарей. Это невероятно, мой король, но в ближайшие три месяца ни в столице, ни в ее окрестностях ни в одной семье не родился ни один ребенок! Никак, на то воля Богов…

— На то воля Богов, — сдавленно проговорил Персиваль.

Он ни на миг не усомнился в искренности камердинера, и теперь не знал, то ли проклинать этих самых Богов, то ли…

Мысль так и не успела оформиться в голове, а ее невнятные отголоски вышиб из сознания… крик! ДЕТСКИЙ КРИК из спальни!!!

Персиваль ворвался в покои супруги, сметя дверь, и, подлетев к широкому ложу, упал на колени рядом с ней. Анивер была бледна, но жива и даже улыбалась, глядя, как умелые руки помощницы пеленают ребенка… Боги, неужели…

— Ваш сын, Ваше Величество! — долетело до его ошарашенного сознания, как с другого конца света. — Его Высочество Тринадцатый Принц Веридорский!!!

… Спустя час, в течение которого Персиваль, так до конца и не поверив своему счастью, категорически отказывался выпускать из рук сына и вместе с ним прохаживался в коридоре рядом с покоями жены, малыш, до сих пор спокойно посапывающий в объятиях отца, вдруг распахнул чернющие глазки, темнее, чем сама Тьма, и в них полыхнул огонь! Огонь Изначальный, сама суть демонической натуры, зажегся в его душе — в мир пришел сын Хаоса!

А одновременно с пробуждением стихии на свет появилась единственная дочка Персиваля Веридорского…

Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (2)

Чеканный шаг эхом раздавался в длинной картинной галерее королевского дворца, возвещая всех о приближении Его Высочества Тринадцатого Принца Веридорского Гарета Бесноватого, в народе прозванного Бастардом Тьмы. Все его двенадцать братьев выросли достойными светлыми юношами, добрыми сердцем и прекрасными душой, о сестре и говорить нечего, вот уж кто был отражением Веридоры, первой великой королевы. А вот тринадцатый принц словно впитал в себя все зло, что было отмерено их поколению. Поверить в то, что кровожадное чудовище, прекрасное внешне, но уродливое душой, — родной брат Пенелопы, сын великодушного Персиваля и милосердной Анивер… нет, уж скорее его появление на свет припишут темным силам, даром что принц на диво похож на отца! А чтобы не оскорбить ни одного из правящей четы подозрением в измене, "родительницей" Гарета назначили древнюю языческую то ли богиню, то ли просто аморфное существо, с которым ассоциировались различные беды и страхи. Сам Гарет своим прозвищем был невероятно доволен и скалился не хуже дикого зверя, стоило ему услышать, как кто-то произносит его едва различимым для человеческого уха шепотом. Человеческого, но не демонического. И да, удовольствие Тринадцатого Принца Веридорского непременно было сопряжено со сдавленными стонами, надрывными воплями, предсмертными проклятиями и хрустом ломающихся и перемалывающихся костей… О да, все это было музыкой для его демонического слуха, а вид хлещущей фонтаном алой крови или же льющегося рекой вина как нельзя лучше влиял на настроение

Его Высочества. Немудрено, что любимыми развлечениями Тринадцатого Принца Веридорского были игры со смазливыми невинными служанками, а порой и дворяночками, да еще затравить гончими слуг или же собственноручно избить до полусмерти.

Персиваль только смотрел на все это и горестно вздыхал. Он то понимал, что это беснуется демоническая натура сына и Дар Смерти — могущественная и в той же мере опасная магия, причем опасная и для владельца тоже. Он знал, что после тридцати — тридцати пяти Гарет станет более — менее взрослым по меркам Хаоса и научится сдерживать животные инстинкты своего демона. О том, сколько душ искалечится до того момента, страшно было даже помыслить. Великий король уже давно услал бы сына в Хаос, где он пережил бы бурное демоническое отрочество и вернулся к людям уже адекватным, но, стоило магической завесе, отделяющий человеческие земли от территории порождений Мрачного, затянуться за спиной Тринадцатого Принца Веридорского, Пенелопа забилась в истерике, потеряв связь с братом-близнецом, и успокоить ее смогло только возвращение Гарета. Тогда Персиваль приставил к своему сыну младшего отпрыска "короля юга", по сути, противника Веридора, но настроенного на диалог, а не на вооруженное противостояние. Уж чего не ожидал великий король, так это того, что этот образец доблести и сострадания, без преувеличений олицетворяющий все качества сказочных рыцарей без страха и упрека и прозванный за это Благородным Сердцем, станет Гарету и Пенелопе ближе, чем остальные братья!

— Гарет! — прервал мысли Бесноватого знакомый спокойный голос, и тот нехотя развернулся к своему лучшему и единственному другу.

Нет, принц очень любил Гвейна, но сейчас предпочел бы скрыться с его глаз, ибо знал, что его ждет нравоучительный разговор. Он был не только названным братом, он был совестью Гарета. И сейчас эта самая совесть пришла как нельзя не вовремя.

— Ты все же решил напасть на Северный Предел? — строго спросил Гвейн, хмуро глядя на Его Высочество. — Король не позволит…

— Только не начинай снова о том, что эта земля священна и находится в тени Великих гор, откуда на них взирают Боги! — досадливо поморщился Гарет. — А отец может выражать свое недовольство сколько угодно… потом. Сам виноват, раз позволил мне иметь личную армию, значит, понимал, что я не просто хочу со своими же в войнушку играться! Мне нужны те рудники! Еще не хватало, чтобы Хомут закупил у горцев закаленные магией мечи. Сам знаешь, против них даже наши оплетенные всеми защитными чарами доспехи не выстоят! А секрет мечей гордецы-горцы ни за что добром не выдадут.

— И поэтому ты готов пленить весь народ и под пытками заставить их говорить? — голос Гвейн звенел сталью, совсем как те чудо-мечи.

— Они могут рассказать все добровольно, — равнодушно отозвался Тринадцатый Принц Веридорский. — Я не отступлюсь, брат. Вчера утром я получил ответ от Хомута: он как Саратский Вождь согласен продать свой народ и не пришлёт им на помощь армию, обещал так же обеспечить невмешательство Монруа. Вроде как юный Седрик Монруа сейчас гостит в его резиденции. Что ж, ему предложат задержаться чуть дольше. В камере, дабы его родители были сговорчивее. Хомута вполне устраивает, что мы не претендуем на сами рудники, только угонем рабов. К ночи триста пудов золота за них будут в его столице, а наша армия осадит форт горцев. Они, может, и воины, но нас больше. А решат отсиживаться за стенами форта — возьмем их измором. Думаю, не все там настолько безумны, чтобы ценой жизни хранить тайну мечей, жрать своих же соседей и сдирать с них кожу, лишь бы не подохнуть от голода и лютых морозов.

— Остановись, — прервал короля Гвейн. — Ты собираешься устроить бесчинства и накликаешь этим беду и на себя, и на весь Веридор. Эти отважные люди, единственное преступление которых в том, что они верны своему слову до последнего вздоха и знают, что такое долг, не заслуживают такой ужасной смерти.

— Даже их собственный Вождь, которому они так верны, не оценил их преданности и

продал за драгоценный металл, так почему их должен уважать я? — жестоко усмехнулся Кристиан и, обогнув друга, продолжил свой путь. На внутреннем дворе его уже ждала его личная гвардия, семеро из двенадцати братьев, что решили избрать для себя военную стезю и уже получили герцогские титулы. С ними он направится к месту дислокации всей армии.