Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Шрифт:
Зобова. Вы?… Не знаю…
Георгий Никитич (настаивает). И все-таки?
Зобова. Извините, Георгий Никитич, но вы ничего не делаете!
Георгий Никитич. И какое же у меня состояние здоровья? Вы же ради этого вторглись (чуть улыбнулся) на мою территорию!
Зобова. Сейчас… (Сосредоточивается.) Пульс 72 удара в минуту, давление 130 на 70.
Ася (не
Георгий Никитич. Знаешь, Ася, это правда — типичное мое давление. Что у меня на левом колене, доктор Зобова?
Зобова. Шрам, Георгий Никитич, вертикальный.
Георгий Никитич. А под правой лопаткой, доктор Зобова?
Зобова. Извините, еще один шрам, наискосок.
Георгий Никитич. Все точно, вы не доктор, вы шаман. Теперь последний вопрос — с кем я нахожусь в «Уюте сердца»?
Зобова (переспрашивает, чтоб выиграть время). С кем в «Уюте сердца»?
Георгий Никитич. У вас ведь зоркое зрение!
Зобова (все еще подыскивает ответ). С кем вы, Георгий Никитич?
Ася (больше не выдерживает). Да! С кем он сам, Георгий Никитич?
Зобова (с трудом решается наконец на ответ). Вы, Георгий Никитич, вы совершенно один!
Ася зашлась от восторга, но молча зашлась.
Георгий Никитич. Хотел вас уволить, доктор Зобова, но теперь передумал — вы различаете мои шрамы на левом колене и под правой лопаткой, и вы справедливо видите, что я совершенно один! Человека с таким проницательным зрением следует ценить! Подите вон!
Зобова в панике покидает гостиную.
Ну, как мы с тобой, Ася, на высоте?
Ася (от души). Здорово!.. (Просительно добавляет.) Только можно я со стола слезу?
Георгий Никитич. Зачем слезать? Я тебя на него усадил, я тебя с него и сниму! (Без видимых усилий приподнимает Асю и бережно опускает на пол.) Сильный я, верно?
Ася. Да, даже удивительно!
Георгий Никитич. Я вообще удивительный. А ты — чудо! Особенно, когда сидишь на столе и дрыгаешь ногами!
Ася в азарте вновь взбирается на стол и молотит ногами по воздуху.
Вечер того же дня. Горничная Тамара зажигает свечи. Георгий Никитич лениво развалился в кресле. Входят Пряник в высоком поварском колпаке и Ася.
Пряник. Добрый вам вечер,
Георгий Никитич (засомневался). Ты шеф-повар?
Пряник. Я.
Георгий Никитич. А почему ты не толстый?
Тамара тихонько хохотнула.
Пряник (меланхолично). Виноват. Конструкция такая. Не в коня корм.
Георгий Никитич (с насмешкой). Значит, корм есть?
Пряник. Аппетита нету!
Георгий Никитич. Значит, втихаря попиваешь, шеф кастрюльный! Сегодня я сам имею желание принять рюмку-другую. Какие предложишь водочные сорта?
Пряник (без всякого выражения). Московская в экспортном исполнении, «Золотое кольцо» высшей очистки, лимонная в экспортном исполнении, старка, зубровка, латышская — «кристалл», белорусская — «беловежская пуща», «кауно» — каунасская особая, «паланга» — тоже литовская, горилка с Украины — внутри перчик живой, польские — «вырубова» и «житна» — пшеничная, чешская сливовица, венгерская на черешне или на абрикосе, саке — японская рисовая, подаем подогретой, чача — грузинская виноградная… (Смолкает.)
Георгий Никитич (с искренним удивлением). И это все?
Пряник. Вроде бы все…
Георгий Никитич. А датская тминная?
Пряник (неуверенно). Запамятовал, Георгий Никитич. Должна наличествовать.
Тамара снова хмыкает.
Георгий Никитич. Значит, пришлешь датской тминной, капусты к ней квашеной, чтоб непременно с хреном, и семечек!
Пряник. Извините, Георгий Никитич, и что?
Георгий Никитич. Семечек. Только не пережарь! И еще, для смягчения, рюмочку амаретто — итальянского миндального ликеру.
Пряник. Все вскорости подадим, не сомневайтесь. (Уходит с Асей).
Георгий Никитич (горничной). А ты чего там за моей спиной подхихикиваешь?
Тамара. Смешливая я, Георгий Никитич, простите!
Георгий Никитич. У тебя на носу нарисовано: хочешь вступить в разговор — беседовать с тобой не стану!
Тамара (разочарованно). В спальной постель я вам уже приготовила!
Георгий Никитич. Сходишь в библиотеку, возьмешь роман Тургенева «Ася» и положи мне на ночной столик! Повтори фамилию писателя!
Тамара. Тургенев!
Георгий Никитич. Не нравится мне у вас… что-то вы замышляете… в воздухе носится… нервное!