Под девятой сосной в чистом поле

Гусев Валерий Борисович

– Как жизнь?
– спрашивает его хозяин дома.

– Нормально, - бодро, но с грустинкой отвечает мой хитрюга младший брат.

– Что такой худой-то? Мамка не кормит, что ли?

Алешка притворно вздыхает. Мнется, смущается.

– Вообще-то кормит. Но не всегда. Только когда в гости приезжает, в субботу.

– Ну-ка, сидай с нами обедать. Наворачивай, не стесняйся! Лишний рот нам не горе. А ты небось всю неделю не ел.

И так в каждом доме.

Сначала меня это сердило и обижало. Мне даже казалось, что Алешка шляется по чужим домам, чтобы подкормиться. Потому

что ему не нравится моя готовка. А потом я понял: он накапливает информацию. Шастает, как шустрый мышонок, по углам, по полкам, шарит в ящиках и кастрюлях и собирает: где корочку хлеба, где ложечку кашки, где дырочку от сыра, а где и черный сухарик. И всю добычу запасливо тащит в норку - все сгодится для начала. А разбираться в ней он будет потом: это на ужин, а это на помойку. А это можно и Диме отдать - все равно не пригодится.

Однако каждый вечер он приходил домой голодный не как мышонок, а как волчонок. Видно, много энергии расходовал.

И каждый вечер что-то отмечал в своем плане ОРМ. То поставит какие-то загадочные крючки, похожие на знак вопроса, то галочку, то крестик. А то и припишет еще чью-нибудь фамилию да еще подчеркнет ее два раза. Больше всего этих таинственных знаков он наставил возле фамилии писателя Марусина. Но, кстати, и отца Леонида не оставил без внимания. Я, в свободное от обеспечения тылов время, пытался иногда в этих закорючках разобраться. Бесполезно. Легче китайский язык понять без переводчика.

– Ну и что все это значит?
– как-то спросил я, не выдержав, маминым голосом.

– Потом, Дим, долго объяснять, - вежливо отмахнулся Алешка. Но в интонации этой фразы явно слышалось: «Ты все равно не поймешь. А если и поймешь, то все равно не поверишь».

И я окончательно смирился со своей ролью («кушать подано» и «давайте я вам воротничок поправлю»), не лез в его дела, а занимался своими. Готовил, убирался, ходил за водой, выкашивал траву, которая росла как грибы, ухаживал за «пришельцами», которые так нагло разрослись, что арбузные плети уже со всех сторон пытались вылезти из-под пленки. И, кстати, на некоторых ихних кустах уже появились желтые цветочки, с зеленой горошинкой в середке.

Но за всеми этими тыловыми делами я никогда не забывал напомнить Алешке, чтобы сообщал, куда он идет и с кем сегодня встречается. И Алешка честно мне это сообщал.

– Ты куда?

– К секретному агенту!
– и хлоп дверью. Только его и видели.

А тут как-то среди бела дня Алешка вдруг умылся с мылом, с треском почистил зубы и яростно причесался.

– Я в гости пошел, - объявил он.
– К батюшке с матушкой. Чай пить. А ты не забудь арбузы полить. Если я задержусь, то до захода солнца укрой их пленкой.

– Что еще прикажете, сударь? Ванну вам приготовить? Сапоги почистить? Шпагу отполировать?

Алешка немного смутился, а потом виновато сказал:

– Не обижайся, Дим. Я тоже когда-нибудь что-нибудь поделаю. Хочешь, завтра яичницу сварю?

Я усмехнулся, обида прошла:

– Ты лучше мороженое пожарь.

Он рассмеялся и исчез.

Алешка уже не раз гостил у батюшки Леонида в доме. И ему там все очень нравилось. Особенно пироги, которые пекла молодая

матушка попадья. И еще ему нравилось, что в горнице, кроме икон, было много книг. И не только старинных. Даже детективы стояли на полках. И было видно, что их читали. Отец Леонид даже сказал как-то, что в юности мечтал стать следователем по особо важным делам.

– А чего же вы в религию пошли?
– спросил Алешка.

– Я понял, что со злом в человеке нужно бороться не только карой, но и милосердием. Словом Божиим, Верой Святой просветлять заблудшие темные души.

– А вот папа говорит, - упрямился Алешка, - что с преступниками надо расправляться сурово. Он говорит: чем меньше наказание, тем больше жуликов.

Отец Леонид всегда разговаривал с Алешкой как со взрослым. Только с едва заметной легкой улыбкой.

– Разная бывает вина, Алексий. Разная и кара. Но даже иной душегуб заслуживает снисхождения.

– Вот еще!
– фыркнул Алешка.

– Даже в самой черной душе, Алексий, всегда найдется светлое пятнышко. Росточек добра. И наша задача из этого росточка…

– …Вырастить «древо познания добра и зла», - иронически подхватил Алешка, вспомнив школьные уроки религии.

Отец Леонид улыбнулся и похвалил его. Но Алешка не сдался.

– Папа нам рассказывал про одного такого… С росточком добра. Он очень кошечек любил. И жалел их. Целую квартиру бездомных кошек набрал.

– Вот видишь!
– обрадовался отец Леонид и назидательно поднял палец. Но он еще не очень хорошо знал, с кем имеет дело.

– Ага!
– Алешка азартно кивнул.
– Этот дядька так любил своих кошечек, что возле банка грабил пенсии у старушек. Чтобы кошечек было на что кормить. Старушки потом голодали целый месяц, а кошечки обжирались свежей рыбкой! Я бы такого душегуба посадил бы в подвал и дохлыми кошками кормил!

– Уж больно ты грозен…

Так они и спорили - атеист и служитель церкви. Но никогда не ссорились. И в своих спорах иногда добирались до истины. А скорее всего - им просто спорить надоедало.

– Нашел икону, Алексий?
– встретил Лешку отец Леонид грустной улыбкой.

– Найду, дядя Леня, - бодро пообещал Алешка, подкрадываясь к столу, на котором в глиняной миске, прикрытые расшитым полотенцем, грудились горячие пироги.
– А вы в милиции были?

Отец Леонид развел руками.

– Тщетны их усилия. Прискорбно, прискорбно…

Матушка попадья, краснощекая и чернобровая красавица, внесла самовар, поставила на стол - в горнице чуть заметно запахло приятным дымком. Матушка сняла полотенце с миски, и в комнате запахло еще приятнее - жареными пирогами.

– Садитесь, мужички, - пригласила краснощекая матушка.
– Леш, вот с этого края - с мясом, вон там - с вареньем, а эти простые - с капустой и яйцом. Ты какие больше любишь?

– Сначала с мясом, - дипломатично ответил Алешка.

Попадья улыбнулась и принесла еще одну миску - с горячими лепешками. Толстыми и румяными, как колобки.

…Когда Алешка перепробовал все виды пирогов и добрался до лепешек, попадья заметила мяукающим голосом кота Матроскина:

– Неправильно ты, дядя Леша, горячие лепешки ешь.