Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

гнету, и власть теперь в наших рабочих руках!

Будем же, товарищи, стоять крепко за нашу про-

летарскую власть Советов! Лучше ее нет, и не мо-

жет быть для трудового народа...

Площадь загудела, взметнулись кверху тысячи

рук, заплескали ладо«и, загрохотало «ура». Му-

зыка рванула медными глотками, и все смешалось

в ее реве.

Парень, на плече которого сидел Андрейка, так

захлопал руками, что Андрейка чуть не свалился.

—

Это мой батько говорил, —крикнул Андрейка

парню в самое ухо.

— Да ну? —удивился парень.

— Не сойти с этого места,—заверил Андрейка.

Парень качнул головой и сказал:

— Молодец. В самую точку ударил... Слышь,—

обратился он к соседям,—это его батько говорил.

Соседи посмотрели на Андрйку так, словно и

он что-нибудь значил.

Андрейка хотел пробраться к отцу. Но как про-

браться, если стеной стоит народ? Он только видел,

как сошел с возвышения отец и исчез в толпе.

На его месте поднялся другой—-в шинели, вы-

сокий, с худым бритым лицом, и стал говорить.

23.

Был еще один день, когда всколыхнулся весь го-

род и улицы снова превратились в людские потоки.

Хоронили товарищей, павших при взятии го-

рода.

Длинная вереница обтянутых красным гробов

поплыла вдоль улиц на руках товарищей.

Шли медленно. Музыка играла похоронный

марш. Красные и черные ленты на гробах тихо

колыхались. И колыхались знамена, плывшие

алыми парусами навстречу теплому ветру, срывав-

шемуся с Днепровских гор.

День был облачный, с проблесками солнца,

таял на улицах снег. Шли мимо сада, стоявшего

за железной решеткой на днепровском обрыве.

Черные деревья шушукались между собой, покачи-

вая ветвями, и видно было, что им хочется тепла.

Андрейка шел с ребятами городских школ. Ре-

бята старательно выравнивали шаг, идя густыми

колоннами, по восьми в ряд.

Музыка играла торжественно, а когда она смол-

кала, то раздавалось пение, такое же торжествен-

ное и величавое.

Андрейка в первый раз видел такие похороны.

Не было ни попов, ни икон, ни заунывного звона.

В пении и музыке слышалось больше бодрости,

– чем печали, как будто провожали не мертвых, а

живых товарищей, уходивших куда-то на боевую

работу.

Андрейка переглянулся с товарищем, шустрым

пареньком, которому хотелось не итти, а бежать,—

так и рвался вперед— и сказал:

— А без попов лучше.

— Куда-а,—-даже подпрыгнул тот.—Тут му-

зыка, как на параде, а там как заведут, как замур-

монят, аж сумно станет.

Когда поднялись

на бугор и остановились на

минуту, чтобы выравняться, Андрейка оглянулся и

увидел бесконечный людской поток, тянувшийся

по улице вдоль сада. Начало было там, где пока-

чивались красные гробы, а конец терялся далеко

внизу, за домами.

— Народу-то... страсть,—заговорили ребята.

— Прежде генералов так не хоронили. А тут—

простые солдаты.

Двинулись дальше, по высокому берегу Днепра.

Подкрадывался вечер, небо расчистилось, стало

розовато- синим. Солнце спряталось за буграми, но

Заднепровье еще было залито светом, и ярко, как

костры, горели окна в пригородных домах.

...Настанет пора и восстанет народ

Великий, могучий, свободный...

раздавались в вечерней тишине звучные голоса.

Потом и костры погасли. Густо-синяя мгла

легла на леса, на равнину. А небо порозовело,

стало прозрачным, легким, и засветил месяц, тон-

ким завитком, прорезавший синеву.

Уже в сумерки пришли к тому месту, где были

вырыты братские могилы. На краю их поставили

гробы и стали прощаться с товарищами.

Много было речей, и каждая была, как обеща-

ние—бороться до конца за рабоче-крестьянскую

власть. Тысячи глаз были устремлены на красные

гробы, тысячи сердец бились в одно с говорив-

шими. И казалось, что это смотрит, дышит, гово-

рит и слушает единое многоликое существо, гото-

вое и жить, и умереть во славу пролетарской рево-

люции.

Последние минуты. Красные гробы сдвинулись

и поплыли в темную пасть могил. Загремели вы-

стрелы где-то в стороне. Под звуки музыки весь

берег запел прощальную песнь, трогательны и ве-

личавы были ее слова:

«Прощайте же, братья, вы честно прошли свой

доблестный путь»...

Земля застучала о крышки гробов, легла на них

влажными комьями. Пение то затих іло, то снова

раздавалось Месяц спустился ниже, стал светить

ярче, и тени от деревьев, оголенных, но жаждущих

тепла, легли на землю тонким переплетом.

Долго не расходились. Пели революционные

песни, а когда пение затихало, кто-нибудь, неви-

димый в сумерках, подходил к могилам и говорил.

И опять, как тогда на площади, Андрейка, среди

других голосов, услышал знакомый голос—голос

отца.

— Не забудем, товарищи, этот день. Он всех