Под грозой (сборник)
Шрифт:
Старший мальчик бежал вприпрыжку, жуя на
ходу белый калач.
У Андрейки заныло в животе, когда он увидел
хлеб в руке мальчика, но он сейчас же забыл об
этом.
— Вот тебе нож,— сказал мальчик и добавил
досадливо:
— Эх теперь нас не скоро выпустят.
— Почему?—спросил Андрейка.
— Пока арестанты во дворе, никого не выпу-
скают.
«Тем лучше», подумал Андрейка и стал прила-
живать полозья.
Строгает
на двери тюрьмы, откуда все шли, да шли аресто-
ванные. Выйдя из дверей, они сворачивали направо
и шли по одиночке вдоль стены, мимо солдат со
штыками.
Отца, однако, не видно.
«Может, он не в этой тюрьме», подумал
Андрейка и руки у «его задрожали.
Бросив строгать, он приладил полозья и стал
приколачивать их гвоздями. Прибил один, потом
другой, потрогал руками—крепко, и сказал:
— Ну, вот и готово. Теперь, как новенькие, на
сто лет хватит.
Мальчики наклонились над салазками, потро-
гали полозья.
— Крепко,— сказал старший.—Ну, я отнесу
молоток, да нож, а потом пойдем спускаться.
Андрейка остался с маленьким возле салазок.
Головка длинного арестантского хвоста обо-
гнула тюрьму и потянулась ко входу. Первые
ряды поднялись по ступенькам, и тюремные двери
опять стали глотать их.
Андрейку все больше охватывала тревога.
«Может, я проглядел отца»,—подумал он, про-
должая вглядываться в лица.— «Как тогда пере-
дать записку? Кому? Как подойти?»
Он в стенах тюрьмы, перед ним арестованные,
и он не видит отца, не знает, кто здесь друг и кто
враг.
«Если бы пройти вдоль рядов, то можно бы
увидеть», думает Андрейка. Но как пройти? Кру-
гом солдаты с ружьями.
И вдруг его осенило.
— Садись, я покатаю тебя,— сказал он маль-
чику, который стоял, скучая, около салазок.
Тот прыгнул на салазки, и Андрейка, запроки-
нув голову, как заправский конь, помчал салазки
мимо арестантских рядов.
Бежит, остро вглядываясь в лица, а в руке
крепко зажата записка.
И вдруг, впереди, среди других лиц, мелькнуло
знакомое лицо.
Отец...
Сердце забилось шибко-шибко. Андрейка не
сводит глаз с дорогого лица. И видит, что отец
тоже узнал его, глаза у отца округлились, но лицо
спокойное, ни одна черточка не шевельнулась
на нем.
Андрейка поравнялся и, как бы невзначай,
шлепнулся у самых ног отца.
— Легче, паренек,— чужим голосом вымол-
вил отец и, наклонившись, взял
В этот момент Андрейка сунул в руку отца
записку и, как ни <в чем не бывало, поднялся и стал
отряхиваться. А когда оглянулся, серые ряды
арестованных уже скрыли отца.
— Что же ты, конь, спотыкаешься?—сказал
мальчик.
— Ногу ушиб,— пробормотал Андрейка, при-
храмывая, и повернул назад.
Как во сне, промелькнуло для «его все это, он
едва сдерживал свою радость, и хотелось вылететь
стрелою за стены тюрьмы.
Когда двор опустел, Андрейка вместе с мальчи-
ками выбежал за ворота.
— Ну, я домой,— сказал Андрейка.
— А спускаться?—хотели удержать его маль-
чики.
— Я завтра приду.
— Приходи.
«Ждите», подумал Андрейка и пустился во всю
.прыть с пригорка.
Он забежал сперва в комитет и рассказал там,
как он обработал дело.
— Молодец,—похвалил его Иван Петрович.—
Ты нам здорово подмогнул.
Как на крыльях, летел Андрейка домой.
Вбежал и прямо к матери.
— А я тятьку видел.
— Где?
— В тюрьме.
Мать, широко раскрыв глаза, смотрела на
Андрейку, не веря его словам. А он быстро-быстро
залопотал о том, как он попал в тюрьму, как уви-
дел отца и передал ему записку.
20.
Прошло еще два дня в грохоте пушек, в ожи-
дании больших перемен.
С утра занездоровилось матери. Встанет, похо-
дит и опять ляжет. День проковыляла, а к вечеру
совсем слегла. И все хваталась за живот и громко
стонала.
Бабушка слезла с печи, заохала, затрясла го-
ловой.
— Пришло, видно, твое время, Даша. Охо-хо.
Еле двигая больными ногами, взялась за ра-
боту. Затопила печь, поставила воду греть.
Позже, когда у матери боли стали сильнее, ба-
бушка сказала Андрейке:
— Сходи, детка, к Егоровне, скажи—матери
худо, пускай придет.
Андрейка шапку в руки, пальтишко на плечи
и побежал.
Было темно. Бухали пушки. Небо вздрагивало
от пламенных вспышек.
Вот и маленький домик, где живет Егоровна,
, в окнах темно.
Андрейка постучал. Долго не открывали. Потом
блеснул свет, за дверью—голос.
— Кто там?
— От Щербаковых.
— Чего надо?
— Матери худо, зовут вас, бабушка.
— Ах ты, господи, в такое-то время. Погоди
там, сейчас выйду.
Андрейка остался у двери. Темно и безлюдно