Под грозой (сборник)

Сурожский Павел Николаевич

ную рожицу, и наклонялась к нему слабая, изму-

ченная болями мать.

Бабушка окликнула Андрейку.

— Ты бы дровец собрал.

— Ладно.

Надел шапку, пальтишко и вышел. И столк-

нулся у выхода с отцом.

— Папка, — вскрикнул Андрейка — и повис у

него на шее.

Колючая черная борода колола щеки. Пока-

зался Андрейке отец худым, бледным, но глаза

смотрели весело и голос звучал твердо.

— Здравствуй, сынок. Как

ты в тюрьму попал?

— Меня комитет послал,—с гордостью сказал

Андрейка.

— А ловко у нас с запиской вышло. Кто тебя

научил?

— Сам придумал.

— Молодец. Скажу прямо —мой сын.

И крепко обнял Андрейку.

— А у нас радость,—сказал Андрейка.

— Какая?

— Братишка есть.

— А-а, — вымолвил отец и, выпрямившись,

шагнул к дверям.

Вошел, и прямо к кровати. Наклонился над

одеяльцем. Там куксилось и покрикивало малень-

кое, красное существо.

Отец взял сверточек в руки, долго смотрел на

сморщенную рожицу и вымолвил с теплой усмеш-

кой:

— Большевик будет. Под грозой родился. Ишь

ты какой.

Положил бережно большевика в одеяльце около

матери и сказал:

— Ну, здравствуй, Даша. Вот и вернулся...

В городе радость и у нас радость. Теперь зажи-

вем...

22.

Радостный был этот день.

Земля как будто тоже разделяла радость побе-

дителей. Уползли куда-то туманы, прорвалась дым-

ная муть, стоявшая десять дней над городом, и

заиграло солнце.

Оіец вскоре ушел-— были большие митинги в

разных частях города. Побежал и Андрейка с то-

варищами.

Не узнать было города в этот день. Те самые

улицы, по которым еще вчера, крадучись, проби-

рались одинокие прохожие, ожили, зазвенели го-

лосами, запрудились народом. Плыли, колыха-

ясь под ветром, как паруса, красные знамена. Му-

зыка будила в домах звонкое эхо. Длинными вере-

ницами тянулись красные войска. Гул голосов

несся им навстречу—рабочие встречали своих из-

бавителей.

На углу большой улицы, выходившей на пло-

щадь, ребят затерло. Перед ними было людское

море. Оно двигалось, волновалось, шумело. Лица

были обращены к площади. Оттуда доносилась

музыка, слышались все ближе и громче крики

«ура».

Вот пронеслось, как вихрь, над толпой одно

слово:

— Комендант. Комендант.

Андрейка уцепился за карниз, приподнялся и

увидел посредине площади автомобиль, а на нем

крепкого, коренастого матроса. Лицо у него моло-

дое, возбужденное. Он говорил что-то,

подкре-

пляя свою реь четкими движениями рук. Долетали

только обрывки речи, но все же можно было разо-

брать, что говорил он о пролетарской революции,

о власти Советов, о том, что царству рабочих и

крестьян не будет конца.

И тысячи голосов, сливаясь в один мощный

раскат, подтверждали это.

Площадь волновалась, как море под весенним

ветром. Волны людские плыли и плыли по руслу

улицы, и над ними вздымались алыми парусами

знамена.

Автомобиль двинулся дальше, увозя корена-

стого человека в синей матроске. Казалось, он плыл

в толпе, и неслись вслед многотысячные голоса:

— Да здравствует Власть Советов! Да здрав-

ствует пролетарская революция во всем мире!

Ребята двинулись вслед за автомобилем. Как

маленькие рыбки, плыли они в толпе. Порой их

захлестывало, бросало то к стенам домов, то на

мостовую. Но они пробирались все дальше и

дальше.

На площади водоворот людской кружился с

страшной силой. Андрейка оглянулся и не нашел

товарищей. Их унесло куда-то. Стало досадно. Но

жалеть и раздумывать было некогда. Течение уно-

сило его все дальше и дальше.

Опять площадь. И на ней кто-то говорит. Голос

как-будто знакомый. Андрейка вытянулся, на-

сколько мог, и все-таки ничего не увидел, кроме

стен и голов.

Впереди стоял молодой рослый парень в овчин-

ной куртке. Андрейка уцепился за его рукав и вы-

тянулся в ниточку.

Парень оглянулся, посмотрел дружески на

Андрейку и сказал:

— Лезай ко мне на плечи.

Андрейка легко, как котенок, взобрался на

плечо парня, глянул на площадь, и сердце его за-

колотилось.

Среди людского моря Андрейка увидел отца...

Он стоял выше других, лицоім к Андрейке, и гово-

рил. Голова была открыта, черный клок волос сва-

лился на лоб. В одной руке была шапка, а другой

делал такие движения, словно собирал в при-

горшню свои слова и разбрасывал их по площади.

Гордой радостью залилось лицо Андрейки.

Отец говорит и слушают его тысячи людей.

До Андрейки ясно долетали слова отца. Гово-

рил он о том, как сидел с товарищами в тюрьме,

каждую минуту ожидая, что гайдамаки выведут

их в поле и расстреляют.

— Нас морили голодом и холодом, душили тес-

нотой, били прикладами, и вот пришли наши това-

рищи и освободили нас. Конец гайдамацкому