Под кровью — грязь
Шрифт:
– Вот уж кому не позавидуешь.
– Да. Согласен. Но он же у вас везунчик.
– В такой ситуации нужно что-то большее, чем везение.
– Во всяком случае, у него есть шанс. И достаточно большой. Я тоже не хочу отправлять его на верную смерть. Он мне чем-то симпатичен.
– Артем Олегович…
– Артему Олеговичу Гаврилин не понравился. Это сквозит и в отчете, и в записи разговора.
– А ведь именно от Артема Олеговича будет во многом зависеть судьба…
– А в поддавки с Гаврилиным никто
– Для него следующего этапа просто может не быть.
– А нам не нужны неудачники. Пусть барахтается, пусть работает, пусть дерется. Если хочет выжить.
– Артем Олегович сделает все возможное…
– Артем Олегович сделает все возможное, чтобы осуществить операцию. Если для этого понадобится уничтожить наблюдателя…
– Мы с вами оба знаем, что для этого понадобится уничтожить наблюдателя. И не только его.
– Это проблема наблюдателя. Ему никто не позволит помешать акции, но если он сумеет соединить несоединимое – я никоим образом не стану ему в этом препятствовать.
– Артем Олегович об этом знает?
– Зачем? Игра должна идти по правилам.
– Это уже не игра, а гладиаторский бой. И шансы не равны.
– Но они есть у обоих. Вы не можете со мной не согласиться. И я понял, почему вы так симпатизируете Гаврилину.
– Я ему не симпатизирую.
– Извините, я не так выразился. Мы с вами слишком давно этим занимаемся, чтобы симпатизировать кому-либо. Вам интересен этот Гаврилин потому, что он очень на вас похож. Эмоции, интуиция, попытки почувствовать, а не просчитать.
– Это основные требования к наблюдателю, за них он и был отобран из общего списка.
– Вами отобран, заметьте.
– Мной.
– А мы ведь с вами стареем. Начинаем вести беспредметные разговоры. Пора нам подыскивать замену.
– Пора. Только молодежь у нас не доживает до старости или хотя бы до зрелости.
– Не утрируйте.
– Извините, меня замучили предчувствия. Наверное, действительно старею. Становлюсь мнительным.
– Извиняю. Заодно извиняю и за то, что вы сейчас не слишком искренни.
– Таковы правила игры. Мы слишком часто устраиваем экзамены – постоянно поднимаем планку. Сегодня полигон у нас проходят Гаврилин и Артем Олегович. А завтра? Чем моя кандидатура хуже других.
– Вы с годами становитесь не мнительнее, а циничнее. А значит, мудрее. И вас будет просто невозможно незаметно запустить на полигон, как вы выразились, незаметно.
– Именно это я имел в виду.
– Значит, мы с вами друг друга великолепно поняли.
– Более чем.
– Тогда – до завтра!
– Спокойной ночи.
Глава 6
Зимы не было. Что бы там ни говорили календари – после тридцатого ноября декабрь не пришел. Смерть настигла его среди луж и слякоти где-то далеко на подходах к городу.
Все произошло без свидетелей, но Палач ясно представлял себе, как ноябрь под прикрытием туч подстерег наследника, вцепился влажными пальцами в его горло и давил до тех пор, пока не хрустнули сломанные позвонки.
А потом убийца вырыл могилу в раскисшей земле. Он торопился и оглядывался через плечо, ожидая появления нового противника.
Мутные капли стекают по его лицу, а он вслушивается, вслушивается, вслушивается… Он ждет следующего.
Люди уже с ненавистью смотрят на свинцовое небо, на тучи, постоянно беременные дождем, и на жухлую щетину гниющей травы. Люди ненавидят ноябрь, вся вина которого только в том, что он просто не хочет умирать.
Но ноябрь не сдастся. Он взбунтовался, стонет пронизывающими сквозняками, вздрагивает внезапными порывами ветра, пытается удержать время, не пропустить его…
Он будет драться до конца, хотя ему-то слишком хорошо известно, что борьба эта обречена, что так или иначе, но смертельная изморозь затянет ледком глаза и ему, последнему из осенних месяцев.
Поначалу снег, упав на загнившие раны луж, почернеет от гноя, разлезется, а потом слой за слоем запеленает труп ноября, как мумию бинтами…
И людям не понять, почему все так происходит: они слишком заняты украшением могилы декабря венками из новогодних елок. Никто из них этого не понимает и не сможет понять.
Никто, кроме Палача. Они сообщники. Чтобы там ни говорили синоптики, как бы ни пытались втолковать людям что-то о воздушных массах и атмосферном давлении, Палач знает, что это по его просьбе ведет неравную борьбу ноябрь.
Палач решил, что раз уж суждено ему умереть, то пусть произойдет это осенью. До мороза и снегопадов.
И ноябрь восстал. Он знает, что Палач не так много просил у жизни, что жизнь, мстительная сука, сделает все, чтобы обмануть. Но последняя воля приговоренного должна быть выполнена.
Они вдвоем против всего мира. Мира людей, мира пронизывающего холода и страха. Они вдвоем: ноябрь и Палач. Ноябрь стал соучастником Палача, превращая судорожно бьющимися тенями каждый вечер в конец света.
Улицы словно вымирают вечерами, люди забиваются в норы. И прячутся они не только от сырости и слякоти. Они боятся. Весь город боится. Словно набросили ему на голову мокрый мешок. Сбили с ног. А он лежит и вздрагивает. И, ожидая следующего удара, пытается предугадать, с какой стороны он обрушится, но каждый раз ошибается. Точные выверенные удары. Внезапные и от того еще более болезненные. В нервные узлы и в жизненно важные органы.