Под кровью — грязь
Шрифт:
Трезво смотреть на вещи. Ясное дело. Трезво. Это потом уже хочется пойти и напиться. Гаврилин дважды сподобился лично наблюдать за работой группы Палача.
Потом ему этот микроавтобус целую ночь снился. Разлетающиеся в брызги стекла, отверстия от пуль цепочкой пробегают по металлу, потом пули проходят по салону, справа налево и слева направо. Гаврилин видел, как вместе с брызгами стекла летели брызги крови, как люди метались по салону, как кто-то смог открыть дверцу и вывалился из машины.
Потом из темноты вынырнул Жук и
– Кофе, – официантка остановилась возле стола, и Гаврилин вздрогнул. – Куда поставить?
– Тут, на край стола.
– Алик сказал, чтобы ты не бил по голубому.
– Большое спасибо.
Маша поставила чашку и с улыбкой посмотрела на Гаврилина:
– Ты что-то нервный какой-то.
– Психованный.
– Нервный. У тебя очень хорошая улыбка. Честно. Ты даже девочкам нравишься.
– И мальчикам.
– Нет, я серьезно. У меня только что две подружки тобой интересовались.
– И спрашивали, сколько у меня может быть бабок, – ответил Гаврилин саркастически и тут же отругал себя. Уж кто-кто, а Маша в его неприятностях совсем не виновата, – ты меня прости, я сегодня не в очень хорошем настроении.
– Я понимаю, – кивнула Маша, – у меня такое тоже бывает. А девочки про деньги не спрашивали. Ты же сам знаешь, что профессионалок сюда не пускают. Трахаться за бабки – на третий этаж.
Это да. Это точно. Знакомясь с планировкой Центра и его режимом, Гаврилин поднимался и на третий этаж. Единственно возможным способом. И там он еще раз убедился, что любить за деньги можно только деньги. И что голая техника остается просто техникой, даже в голом виде.
– Сейчас заплачу за кофе, – опомнился Гаврилин, увидев, что Маша все еще стоит возле него.
– Потом, когда будешь уходить. Так что девочкам сказать?
– Это они тебя послали?
– Когда ты поумнеешь? Это я с ними поговорила. Не могу спокойно смотреть, как ты каждый божий вечер сам с собой в бильярд играешь.
– Ну, спасибо.
– Никто тебе их не навязывает. Поболтаешь, научишь играть, шлепнешь по попкам – что им, много для счастья нужно?
– Маша, – строго сказал Гаврилин, – ты о ком беспокоишься, обо мне или о девочках?
– Думай сам, а я скажу, что ты их приглашаешь к столу. И принесу им по бокалу кампари. За твой счет.
– Так бы и сказала, что нужно делать план, – крикнул ей вдогонку Гаврилин.
Что он, в самом деле? Совсем озверел. Чем меньше он будет вспоминать о делах славного воинства Палача, тем будет лучше. В первую очередь ему самому.
И не исключено, что пара девчонок позволит ему не думать о том, что сейчас делают его подопечные. Он даже сможет, наконец, перестать представлять себе, как этот Центр досуга будет выглядеть в Рождественскую ночь после нападения группы Палача.
Трупов в темноте видно не было, но Стрелок чувствовал их запах, запах давно не мытого тела, грязного тряпья и приторный запах крови.
Кто мог знать, что этим вечером пара бомжей заявится ночевать на этот самый чердак. Не было их здесь накануне, их здесь вообще в течение недели не было.
Стрелок и Блондин их бы и не заметили, если бы не вонь, исходившая от бомжей. Мужик и баба. Вернее, то, что осталось в этих отбросах от мужика и бабы. Слава Богу, что Блондин справился со всем этим сам.
Стрелок не успел даже дернуться, когда Блондин метнулся в угол чердака, и через секунду оттуда раздался надсадный хрип. Потом вскрик, и к Стрелку из темноты метнулось что-то, ударило в грудь, обдало смрадом. Повинуясь инстинкту и брезгливости, Стрелок ударил ногой, словно отбрасывая от себя мусор.
Нога попала во что-то мягкое, потом из глубины чердака вынырнул Блондин. Стрелок видел его силуэт на фоне светлеющего чердачного окна, сверху вниз метнулась рука Блондина, хлюпнуло, и волна нового запаха прокатилась по чердаку.
Кровь. Стрелок сплюнул и посмотрел в окна напротив, в доме через дорогу. Штора задернута была неплотно, и в неприкрытую часть окна было видно край накрытого стола и людей, сидящих за ним.
Стрелок осторожно положил ствол винтовки на подоконник и посмотрел через оптический прицел. Мелькнуло обнаженное женское плечо, атласный лацкан смокинга, породистое мужское лицо. Не то.
Стрелок хорошо запомнил четыре лица на фотографиях. Этих убрать в первую очередь. Если не получится – кого угодно. Но лучше бы хоть кого-нибудь из тех, кто на фотографии.
– Сколько время? – не оборачиваясь, спросил Стрелок.
–Два еврея. Третий жид по веревочке бежит! – из темноты ответил Блондин. Ему доставляло удовольствие подкалывать слишком образованного и надутого Стрелка. Сам Блондин считал человеком простым и этим гордился.
Жить нужно просто и со вкусом. И делать все, что хочется. И плевать на все остальное. Кто не спрятался – я не виноват. Решения должны быть всегда простыми, а прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками. Эта аксиома было почти все, что Блондин запомнил из школьного курса геометрии, и она же замещала для него все философские концепции мира.
По прямой! И если кто оказался между ним и его целью – ему же хуже. Блондин сносил препятствие и шел дальше, мгновенно забыв о происшедшем.
Если он чего-то не любил в этой жизни, так это умников. Умники все усложняют и выкобениваются, блин, а из себя ничего не представляют. Ничегошеньки. Вот как этот человек с ружьем.
Герой пришить кого угодно на другом конце улицы, глядя через стекляшку. А вот так, чтобы лицом к лицу, чтобы ткнуть пером прямо в горло или влупить в упор из обреза двустволки. Обосрется, падлюка.