Под прусским орлом над Берлинским пеплом

ATSH

Кристоф замолчал, нервно теребя пальцами край стола. Я всё ещё стоял, окаменев, смятая простыня свисала с моей руки.

— Уже потом, когда вся эта история улеглась, и шумиха поутихла, я узнал, что Червь, оказывается, мастер тайского бокса, или, как его ещё называют, муай-тай. Это тебе не просто уличные драки. Если в обычной драке мы используем в основном кулаки и ноги, ну, может, ещё голову, то в муай-тай в ход идут и локти, и колени, весь арсенал. Удар локтем в висок, например, может быть смертельным. И при этом сила у Червя такая, что он, будучи довольно щуплым, — он же на вид как подросток! – смог играючи, бесшумно утащить здоровенного Морпеха, который был значительно крупнее его. И наверное просто взвалил на плечо, как мешок с картошкой, и вынес из камеры. Никто ничего не видел и не слышал. Страшно подумать, на что он способен…

— И он научил тебя своему искусству? —

с нескрываемым любопытством спросил я, не веря своей удаче. Мысль о том, чтобы обучиться хотя бы азам муай-тай у человека, тренировавшегося под руководством такого человека, казалась невероятной. Это же шанс стать практически неуязвимым!

— Да, но, конечно, не всему, что знает он сам, — ответил Кристоф, с лёгкой улыбкой поглаживая свои костяшки пальцев. — Он мастер, а я лишь прилежный ученик. Он — виртуоз, а я — подмастерье. Но кое-что я всё же умею. Например, блокировать удары, наносить точечные удары в болевые точки, выводить противника из равновесия. Могу и тебя научить, как давать отпор обидчикам. Поверь, здесь это очень пригодится.

Я задумался. Предложение было заманчивым, но требовало времени и сил. Однако перспектива уметь постоять за себя в этом месте перевешивала все сомнения. Я решил отложить этот разговор на потом, чтобы обдумать все как следует.

— Так и не выяснили, кто же всё-таки виноват в смерти Морпеха? — спросил я, отложив заманчивое предложение Кристофа в свой мысленный багаж до более подходящего случая.

— Нет, так и не нашли виновного, — покачал головой Кристоф, взгляд его стал серьёзным. — Следствие, конечно, было, но … Морпех этот всех допёк до печёнок, так что там, по сути, каждый был готов ему глотку перегрызть. Он был вымогателем, интриганом, занимался мелким шантажом. Неудивительно, что все с радостью сознались. Каждый хотел "повесить" это на себя. В итоге дело закрыли за отсутствием … ну, ты понимаешь... Ясности.

Внезапно меня осенила догадка. Все эти рассказы, забота… Неужели…

— Ты поэтому меня так под своё крыло взял? — в лоб спросил я, не сводя с него взгляда. — Потому что боишься, что меня могут как тебя...

— Да, — Кристоф затушил окурок о стену, оставляя на ней тёмный, неровный след. Жест был резким, почти нервным. — Червь, прежде чем учить меня, взял с меня обещание. Клятву, можно сказать. Я поклялся ему, что никогда не стану использовать его борьбу для того, чтобы угнетать слабых, выпендриваться или самоутверждаться за чужой счёт. И что буду защищать новичков от зарвавшихся авторитетов. Помогать тем, кто не может постоять за себя. Ну, это в том случае, если я снова сюда попаду. Он как будто предвидел… И, как ты уже понял, я снова здесь. Так что, прежде чем тебя чему-то учить, я возьму с тебя такое же обещание. Это не просто пустословие, это — принцип.

Он помолчал, внимательно глядя мне в глаза.

— Кроме того, — продолжил Кристоф, — меня подкупило то, что ты не сломался под натиском Блюхера, не отказался от своих убеждений. Не стал "стучать", не "раскололся". Ты, конечно, худоват, щупловат, — он окинул меня оценивающим взглядом, — но стержень у тебя внутри покрепче, чем у любого здешнего здоровяка. У этих "атлантов" одни мышцы, а внутри — пустота. А ты… ты другой.

Его слова звучали искренне, в них чувствовалась неподдельная правда. В его голосе не было ни капли фальши или пафоса. Он говорил просто и откровенно, как есть. Я поверил ему про Червя, про табурет и про клятву. Что-то в его манере, в его взгляде, убеждало меня в его искренности. Впервые с тех пор, как я оказался в этом проклятом месте, я почувствовал, что не один. Что есть кто-то, кто готов протянуть руку помощи, кто видит во мне не просто очередного "зелёного" новичка, а человека.

— Но прежде чем приступать к тренировкам, нам нужно как-то выкарабкаться из этой проклятой шахты, — решительно заявил я. — Иначе я скоро совсем загнусь от этой непосильной усталости, заболею, и тогда уже никакой муай-тай не поможет. Какая польза от боевых искусств, если ты едва ноги волочишь от изнеможения?

— Есть идеи, как это провернуть? — с живым интересом спросил Кристоф, поворачиваясь ко мне. В его глазах мелькнул огонёк надежды.

— Есть одна, — ответил я, чувствуя, как внутри разгорается азарт. План был рискованный, но другого выхода я не видел. — На трёхсотом метре от лифта есть огромный такой сталактит. Он уже давно там висит, весь какой-то непрочный, рыхлый. Я несколько раз обращал на него внимание. Если приложить к нему небольшое усилие, например, ударить киркой, то, думаю, можно его обрушить. Он держится, по-моему, на честном слове. Когда главный

спустится, чтобы в очередной раз проверить, как идёт работа, — а он это делает регулярно, — нужно подгадать момент и обрушить этот сталактит именно тогда, когда кто-то из нас будет проходить аккурат под этой каменной сосулькой. Как бы случайно. Тогда второй должен будет вовремя его оттолкнуть, в последнюю секунду, как бы спасая ему жизнь. Конечно, придётся немного "поиграть" на публику, изобразить испуг, ужас… Если главный окажется человеком порядочным, — а он, говорят, не такой уж и зверь, — то сочтёт себя нашим должником. И тогда мы сможем попросить его о переводе на внутритюремные работы. Сказать, что после такого стресса нам нужно время на восстановление. И времени свободного у нас появится намного больше, чтобы заниматься, и от шахты отдохнём.

— Да ты гений! — воскликнул Кристоф, и глаза его загорелись восторженным огнём. — Отличный план! Рискованно, конечно, но если всё пройдёт гладко… Это же наш шанс!

С понедельника, едва забрезжил рассвет, мы, полные решимости, приступили к активной фазе подготовки нашего плана. Каждая минута, проведённая в шахте, отныне была наполнена не только изнурительным трудом, но и тайным, тщательным изучением места действия. Мы работали молча, перебрасываясь лишь короткими, почти незаметными взглядами. Я зорко, но украдкой, высматривал укромное место, где мог бы спрятаться Кристоф в решающий момент, чтобы незаметно потянуть за верёвку. Место должно было быть достаточно близко к сталактиту, но при этом скрыто от посторонних глаз. Наконец, мы нашли небольшую нишу за грудой камней, откуда открывался хороший обзор и был удобный доступ к точке икс.

Мы решили обвязать верёвкой не только сам, едва держащийся, сталактит, но и другой, соседний, поменьше, который должен был послужить своего рода рычагом, облегчающим задачу Кристофу. Так он смог бы приложить меньше усилий и сделать всё быстрее и бесшумнее. Верёвку мы раздобыли у одного старика, который носил её с собой, чтобы повеситься, и чтобы охрана не обнаружила раньше времени. За пару сигарет он охотно с ней расстался.

Необходимо было всё рассчитать с ювелирной точностью, ведь права на ошибку у нас не было — один-единственный шанс на успех. Мы не имели права на промах. Мы разработали кодовый сигнал, своего рода команду к началу операции. Я должен буду, как бы случайно, выронить кирку, создавая небольшой шум, чтобы привлечь внимание начальника. Затем, делая вид, что отряхиваю ладони, стряхнуть с них невидимую пыль, — это будет знаком для Кристофа, чтобы он приготовился. И, наконец, приложив руку ко лбу, как бы вытирая выступивший пот, — это будет сигналом к действию. Кристоф должен будет резко дёрнуть за верёвку.

К счастью, благодаря хрупкости сталактита, нам не было нужды использовать инструменты и что-то подстукивать, привлекая ненужное внимание. Этот проклятый каменный нарост и без наших дополнительных усилий висел на честном слове, готовый рухнуть в любой момент. Он грозно нависал над нами, словно Дамоклов меч. Казалось, сама судьба была на нашей стороне, и сталактит, устав от многолетнего заточения, лишь ждал подходящего момента, чтобы обрушиться вниз.

Осталось дождаться пятницы. Пятница — день, когда начальник обычно спускался в шахту для проверки. Эти три дня показались нам вечностью. Мы считали каждую минуту, с замиранием сердца предвкушая решающий момент.

<