Под знаком ЗАЖИGАЛКИ
Шрифт:
Она перевела глаза на стену, запахнутую в шоколадный гобелен, казалось, изучая особенности искусства старинного переплетения нитей, о чём-то сосредоточенно размышляя.
– Милый, хочешь, я поговорю с отцом. Он, наверняка, сможет что-то придумать у себя в Statoil`е, и ты останешься в Европе.
– Нет, не нужно. Я сам.
– Ты не хочешь быть со мной? – её глаза покраснели, и в них сверкнула отблеском слеза.
– Очень хочу, но… Я не хочу быть обузой… И не хочу неприятностей для тебя и…
– Всё. Я решила. Теперь это мой вопрос, – перебила она, незаметно для себя повторив его обычные слова.
Впервые в жизни она вдруг почувствовала решимость и способность преодолеть любое
Она была полна того внезапного подъёма духа и способности преодолеть любое препятствие, которые вдруг вырываются из женщины, в минуты опасности. А уж борясь за свою любовь, её не остановит ни «горящая изба», ни «конь на полном скаку», ни «отец с принципами».
Глава 3.
«В вашей будущей жизни всё будет работать на латинских афоризмах, сказанных римлянами две тысячи лет назад:
Fortes fortuna adjuvat (Судьба помогает смелым) и
Lucri bonus est odor ex re qualibet (Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил) … »
(Из лекций по римскому праву на юрфаке института МВД)
Осень в темно-сером унылом фраке будней рассеянно дирижирует колкими порывами ветра, «спамит» желтыми, красными, бурыми листовками, рекламирующими полезные свойства предстоящих холодов, намекая на скорые зимние активности, лыжи, коньки, сноуборд, а для тех, кто на это «не ведётся» – просто предлагает обновить свой тёплый гардероб и хорошенько укутать то, что так и не было идеально отшлифовано бессмысленными пробежками летом и изнуряющими тренировками в спортзале. Укутать и успокоиться…
Выйти на балкон с горячим стаканом глинтвейна, окинуть взглядом внизу нескончаемый поток машин на Коломяжском проспекте, продирающихся через застывшие от озноба «пробки», почувствовать холод бессмысленной суеты, передёрнуть плечами от проникшей внутрь тебя не прохлады, нет, – морозного безразличия осени, усмехнуться и отпить глоток горячей живительной влаги, вкачнувшей в тебя заряд жизненной энергии, зная, что через минуту, ты вернёшься в теплый дом… К теплу и любви…
Лена сделала ещё глоток глинтвейна. Очередная горячая волна приятно растеклась по телу. Стало хорошо. «Какой интересный мужчина…», – вернувшиеся такие же тёплые мысли приятно обняли её. Вспомнилось их первое свидание в музее, прогулка по Невскому проспекту. На душе было уютно и хорошо. Его бархатный твёрдый голос вновь зазвучал к неё в голове:
«Лена, Вы были в Строгановском дворце? Я к своему стыду – нет. Блестящая атмосфера, изысканный стиль и невероятная энергетика ушедшей эпохи. Там обязательно нам нужно побывать».
Такие мужчины встречаются нечасто. Она повернула голову:
– Чубайс Анатольевич! А вы что думаете на этот счёт?
Чубайс Анатольевич неслышно вздохнул, с жалостью посмотрел на неё взглядом, которым обычно смотрят на людей, которым бог не дал ни ума, ни красоты, ни внутреннего содержания, но которых не бросишь в силу своей врождённой порядочности и необходимости заботиться
Чубайс Анатольевич или, – как фамильярно, по его мнению, звала его Лена – «Чуба» был здоровенный огненно-рыжий котяра. Полное отсутствие намёка хоть на какую-то породу компенсировалось той редкой симпатяшностью и милотой, на которую ведутся все кошатницы. Лена потеряла голову от этого красавца, ещё когда он был маленьким шаловливым котёнком. Чубайс знал, что эта женщина стала жертвой его невообразимой харизмы, и полностью использовал её в своих корыстных целях. На рынке она покупала ему говяжью вырезку. Радужную речную форель он не любил, поэтому она брала филе сёмги на двоих, причём хвост предназначался не ему. Специальную ветеринарную диету «Пурины Проплан» он категорически отвергал, ей приходилось тратить немало усилий чтобы уговорить его поесть этих вкусняшек. Иногда он снисходительно улыбался этой простушке и откушивал немного «Пурины». Лена была счастлива. Мужчины должны иногда баловать своих женщин.
Когда Чубайс был недоволен поведением Лены, он при первой же возможности выскакивал через приоткрытую входную дверь, в два прыжка пролетал лестничный пролёт наверх, останавливался и ждал, когда Лена выскочит за ним. Весь его недовольный взгляд, устремлённый на Лену, говорил: «Извини, но я ухожу, мне надоело, что ты выбрасываешь дохлых мышей и воробьёв, которых я ловлю и приношу тебе в постель, ещё теплых, прямо к утреннему кофе! Я терпеть не могу, что кричишь на меня, когда я, охраняя тебя, рискуя жизнью по ночам, дерусь с шуршащим целлофановым чудовищем! Что ты повадилась воровать мои какашки из лотка! И, наконец, я видел, что ты иногда гладишь чужих котов! Так дальше продолжаться не может! Мы должны расстаться!»
Лишь после того, как она его поймает, прижмёт поближе к сердцу, и сама ему что-то сладко замурлыкает, он её прощал. На самом деле, он тоже её любил, но, как главный мужчина в доме, он знал, что женщин нужно держать в строгости и не показывать им своих чувств без особой надобности…
***
Разноцветное оранжево-жёлтое неистовство листвы в Елагином парке казалось ненастоящим. Будто огромный великан плеснул из гигантского ведра желтой краской на усталые деревья. Но плеснул не совсем точно, часть попала на растрёпанную дождями траву. Пришлось брать второе ведро, оно оказалось с оранжевой краской. Опять великан был неточен. Часть листвы на деревьях осталось незакрашенной, и много краски оказалось пролито на обшарпанную непогодой землю, мгновенно окрасив смятые листочки. Осталось у него несколько маленьких ведёрок с красной и зелёной красками. Пришлось ему кисточкой точечно устранять свою неловкость, завершая отдельными красными и зелёными штрихами свой воссозданный по памяти пейзаж. Он ему так понравился, что решил не использовать своё последнее ведро с коричневой краской, а приберечь его на пару недель…
Волшебный Вальс №2 Шостаковича, льющийся из динамиков, висящих где-то высоко на деревьях, уже закружил с твоей душой на «раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три» и она, счастливая, летела в танце, не чувствуя осенней хандры, забыв проблемы будней, общение с неприятными людьми и злые взгляды.
Внезапное дуновение ветерка с Финского залива, крикнувшего: «Танцуют все!», – и мгновенно желтые и красные пары листьев сорвались с деревьев и закружились друг с другом над прудом – «раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три» – подлетая и опускаясь, разбегаясь и снова устремляясь друг к другу. Зелёные листочки трепетали от страсти на деревьях, но не решались к ним присоединиться.