Подглядывающая
Шрифт:
Он любил бумажные книги. Любил кофе – пил растворимый, чашку за чашкой. Но больше всего он, конечно, любил фотографию – на эту тему он мог говорить часами. Он видел на снимках такие нюансы, такие детали, которые мы, дети, не могли заметить, даже если бы уткнулись в фотографию носом.
И вот однажды, год спустя, к нам в группу пришла девушка. Обычно новичков приводили мамы, за ручку – как и меня когда-то. А она пришла сама. Взрослая – на целых четыре года старше меня. Непостижимая. Нереальная. И звали ее тоже непостижимо и нереально – Рената.
Она казалась мне очень красивой. И дело было не в толстенной черной
В чем-то она напоминала тебя. Ну и что это за взгляд такой, Эм?! Да, напоминала. Я заметил эту связь, когда выслеживал тебя возле арки. Ты шла, опустив голову, хотя не было похоже, что у тебя тяжело на душе. Ты либо от природы была рассеянной, либо специально старалась не концентрироваться на происходящем вокруг, чтобы дать отдохнуть своему мозгу, привыкшему сочинять истории по любому зевку или чиху прохожего.
Верю, напрашивается первый вариант. Но я тоже люблю фантазировать. Кроме того, я сталкивался с таким раньше – когда познакомился с Ренатой. Она повсюду таскала с собой фотоаппарат, а еще она повсюду таскала с собой книгу. Пока мы, мальчишки, резались в шахматы, она садилась на продавленное кресло, поджав под себя ноги, открывала книгу – и исчезала для окружающего мира. Почему она так делала, я узнал значительно позже.
А пока я не умел думать – только чувствовать. Когда Рената входила в лабораторию, моя работа останавливалась. Что бы ни делали руки, все органы чувств были направлены на то, чтобы уловить ее движения, запах, голос. Мне было жутко страшно в те редкие секунды, когда она обращала на меня внимание. Не знаю, можно ли это назвать влюбленностью, – влюблялся я потом много раз, но такого больше не чувствовал никогда.
Кое-как протащились два года.
Однажды я ощутил, что она остановилась у меня за спиной, – будто холодком протянуло по позвоночнику. Я невольно вытянулся, расправил плечи. Такой молодой петушок – а в голове, в мыслях – шок, паника. В общем, трудно быть четырнадцатилетним мальчишкой.
Она заглянула через мое плечо и произнесла что-то похожее на «Хмм». Но с такой интонацией, что стало ясно, – ей понравилось. Понравились мои снимки, которые я держал в руках – крыши, провода, голуби, кованые решетки. Город в моем объективе преображался – даже я это понимал.
Просто звук – даже не слово – но это определило мою жизнь.
А я молчал – будто онемел. Зато счастья и гордости во мне было столько – хоть до потолка прыгай. Взрослой девушке – небожительнице – понравились фотографии пацана, на которого даже одноклассницы не смотрели – заучка, ботан.
В общем, я ушел в это дело с головой. Еще больше снимков, еще лучше. Все карманные деньги – на пленку. С утра до вечера – фото, фото, фото. Мог полдня носиться по городу ради единственного удачного снимка.
Учеба – по боку. Пропуски, двойки. Отец у меня из простых, работяга. Всыпал хорошенько ремня – не помогло. Тогда он забрал у меня фотоаппарат. Но попробуй остановить четырнадцатилетнего пацана, одержимого идеей!
Да, снимать я больше не мог, в лаборатории стал появляться реже, в основном, чтобы играть в шахматы.
Возле нее у меня по-прежнему и рта не получалось раскрыть, но зато я мог через окно в коридоре наблюдать, как она курит на крыльце. Никто из нас не курил. Только она. Единственная.
Как сейчас помню – приятель дергает меня за рукав – мол, шах тебе, ходи уже – а я все смотрю на Ренату, на ее неподвижный силуэт размытый сумерками. На то, как время от времени она машинально подносит сигарету к губам. Такая далекая, нездешняя, будто скоро истончится и исчезнет… Что-то курить захотелось, – Эй хлопает себя по карманам пальто. – Здесь курить нельзя. Пойдем?
Я киваю.
Эй выключает свет, запирает дверь, и мы по ступенькам поднимаемся к окну, из которого видно крыльцо. Думаю, к тому самому окну, о котором говорил Эй. Провожу ладонью по подоконнику, выкрашенному белой краской. Краска местами облупилась, царапает кожу.
На этом самом подоконнике, расставив на доске шахматные фигуры, сидел юный Эй.
Необычное чувство. Будто я заглядываю в прошлое.
Будто его призрачный двойник из того времени прямо сейчас играет здесь в шахматы.
По рукам пробегают мурашки.
Эй присаживается на край подоконника, закуривает, стряхивает пепел в открытую крышку сигаретной пачки. Чувствую – он внимательно смотрит на меня, пока я разглядываю крыльцо. Перевожу взгляд на Эя. И что дальше?
– Рената словно постоянно находилась в другом измерении, словно видела больше, чем остальные. Знаешь, есть такие детские книги-панорамы? Вот, для нее весь мир был такой книгой-панорамой, а для нас – обычной плоской картинкой. Конечно, это должно было отражаться в ее фото. Но я не видел в них ничего особенного. Просто люди. Курят, едят, смотрят телевизор, читают газеты на остановке. Снимки были сделаны грамотно – в этом я уже разбирался – но не более того. Мне казалось, что мои городские пейзажи куда интереснее. Я не понимал, откуда Юрий Викентьевич черпает все эти восторги по поводу ее фото. Впрочем, одна мысль закрадывалась – и эта мысль жгла меня между ребер похлеще раскаленного железа.
Эй замолкает, выдыхает дым и сквозь его завесу смотрит на меня. Я взгляд не отвожу. Только что Эй хочет во мне увидеть? Какой реакции ждет? Да, меня увлекла история, не спорю. Именно поэтому я все еще здесь.
– Так вот, вернемся, к тому моменту, когда отец отобрал у меня фотоаппарат. Когда твоему сыну исполнится четырнадцать...
Я не даю ему окончить фразу:
– У мменя нне будет ддетей.
– Почему же? Проблемы с речью не мешают детородной функции.
Вот он, мой Эй, вернулся! А то мне уже было не по себе от его пронизывающих взглядов.
– Ддети нне для мменя, – выдыхаю, наконец, окончив фразу.
Эй поджимает губы. Сигарета в его пальцах рисует завиток в темноте.
– Как скажешь, Эм. Но когда твоему сыну исполнится четырнадцать, не становись у него на пути, что бы он ни задумал, – просто будь рядом. Потому что мне чертовски нужен был фотоаппарат, чтобы приблизиться к Ренате. И я готов был пойти ради этого на что угодно.
Знаешь, сколько есть возможностей заработать деньги у подростков, настроенных так, как тогда был настроен я? Масса. На каждом шагу. Просто ни родители, ни дети не знают об этом – пока они в одной связке, пока их отношения не дадут трещину.