Подонок. Я тебе объявляю войну!
Шрифт:
Я тоже смотрю на него. Потом, чувствую, лицо уже горит и в груди комок. Отворачиваюсь и принимаюсь за работу. Подбираю с полу скакалку, вторую. И вздрагиваю от хлопка двери. Выпрямляюсь — в дверях никого нет. Смолин ушел…
Веки противно щиплет, но я, сморгнув крохотную слезинку, только энергичнее начинаю работать. Быстро собираю оставшиеся скакалки. Обручи вешаю на стойку. Потом принимаюсь за мячи. Беру их по два и складываю в большую корзину.
И тут дверь в спортзал снова распахивается. Заходит Стас с полным ведром, ставит на пол возле тележки.
Затем Стас берет одну скамью и переносит к стене. Потом — другую.
— Что ты делаешь? — спрашиваю его оторопело.
— Не видишь? — отвечает хмуро. — Тебе помогаю. Не хватало еще, чтобы ты тяжести таскала.
68. Женя
— Я отвезу Соньку в больницу и приеду, — говорит мне Стас, когда заканчиваются уроки. — Я быстро.
Коротко целует меня в висок и устремляется к сестре, она поджидает его в фойе. А я иду переодевать форму и получать тележку со всем добром. При этом, почти не переставая, думаю про Смолина. Думаю и улыбаюсь своим мыслям.
Вчера мы с ним помирились. По-настоящему. Прямо там же, в спортзале. Стас перенес все скамейки, потом остановился в центре, хмуро оглядывая зал — что бы еще сделать. Он был угрюм и мрачен. В мою сторону почти не смотрел и едва разговаривал. А меня же, наоборот, вдруг растрогало и так пробрало то, что он все-таки пришел, еще и помогать стал, хотя, конечно же, не поменял своего мнения.
На эмоциях я подошла к нему и обняла. Сама. Сцепила за его спиной руки и щекой прильнула к груди.
Стас явно не ожидал ничего подобного. И в первый миг опешил, аж застыл. Мышцы под разгорячённой кожей сразу напряглись и стали как каменные. Только сердце гулко и часто бухало в груди и с каждой секундой ускорялось.
— Спасибо, — прошептала я.
Почувствовала, как он сглотнул. И лишь потом ответил:
— Не за что…
А затем тоже меня обнял. Прижал к себе. Склонившись, зарылся лицом мне в волосы. И тоже что-то сбивчиво шептал — я не разбирала слов, только ощущала его горячее дыхание, от которого бежали по затылку и шее мурашки.
А сегодня утром, когда мы с ним вошли в класс минут за пять до начала урока, Руслан и Влад поприветствовали Стаса, пожали ему руку, о чем-то пошутили. Меня же, как обычно, проигнорировали. Мне, в общем-то, без разницы. Но Стас, когда они хотели уже отойти, вдруг задержал обоих и говорит:
— Э! А вы ничего не забыли?
Они переглянулись в недоумении.
— А с Женей кто здороваться будет?
Оба замялись, но все же буркнули еле внятно что-то похожее на «привет».
Но Стас только разозлился.
— И что это за овечье блеянье? Нормально поздороваться можно? Короче, так, пацаны, она — моя девушка. Да, мы встречаемся. И если вы ее не уважаете, то, значит, не уважаете меня.
После такой вводной и они, и Милош не только поздоровались, но и выдавили улыбки.
Я вкатываю тележку в спортзал. Сегодня работы меньше — всё уже разложено-расставлено по местам. Только полы вымыть. Надеваю наушники, включаю музыку и принимаюсь за дело. Почти заканчиваю, когда приходит сообщение от Стаса: «Уже еду обратно. Скоро буду».
И тут в спортзал вваливаются трое мальчишек из седьмого класса.
Я прошу их уйти, но они будто меня не слышат.
— Во прикол! Глядите! Швабра моет полы, — с хохотком говорит один с хвостиком на макушке.
— А что еще швабре делать? — подхватывает второй.
Стараюсь пропускать их глупые реплики мимо ушей и не вестись на малолеток. Спокойно повторяю:
— Сейчас же покиньте спортзал.
— А то что? — с вызовом спрашивает один.
— А, может, нам не хочется. Нам, может, хочется…
— Вы своим мамам и папам рассказывайте, что вам хочется, а чего не хочется. А мне работать не мешайте.
— Работать мне не мешайте… — кривляясь, передразнивает меня один из мальчишек. Мелкий, вертлявый, веснушчатый.
Затем они по еще влажному полу бегут вприпрыжку к корзинам с мячами и переворачивают. Пинают рассыпавшиеся мячи, дико орут, носятся, гогочут.
— Пошли вон отсюда! — выйдя все-таки из себя, прикрикиваю на них, но эти только входят в раж.
Распинав мячи, окружают теперь меня. Скачут вокруг, как мартышки, пытаясь то ли схватить меня за какую-нибудь часть тела, то ли ущипнуть. Хотя, скорее всего, просто делают вид, что хотят схватить, дразнят. Я отбиваюсь от них шваброй — замахиваюсь, а они тут же с хохотом отпрыгивают. А через секунду снова лезут.
В конце концов самому наглому, тому, что с хвостиком, все же прилетает вскользь влажным мопом по щеке. Он, опешив, замирает. Потом, брезгливо скривившись, яростно трет рукавом щеку. Его друзья над ним же хохочут, он матерится в три этажа на них, на меня, потом со злости пинает ведро. Оно опрокидывается, вода разливается. А затем этот недоумок смачно, с характерным звуком плюет на чистый пол, и его дружки — тут же повторяют за ним.
Я пытаюсь их выгнать, но они отбегают и снова плюют.
Затем, нарезвившись, «хвостик» кричит:
— Ну что, пацаны, погнали домой? А ты, Швабра, давай тут наяривай! — он делает неприличный жест.
— Мой получше! А то… — второй мальчишка затыкается на полуслове. И все трое застывают в нерешительности.
В дверях стоит Стас, скрестив руки на груди. И лицо у него очень говорящее…
Неспешно приближается к ним, они тихо пятятся назад. Кроме того, что с хвостиком. Тот тоже, конечно, трусит, но стоит на месте. Стас ловит его первым. Прямо за его хвостик. Наклонившись к нему, что-то негромко внушает и тянет к моей тележке. Тот семенит за ним, подскуливая и энергично кивая.