Подвиг
Шрифт:
Первымъ движенiемъ Леночки было вскрыть и сейчасъ же прочитать, что пишетъ ей Мишель Строговъ. Но она чувствовала себя подъ наблюденiемъ. Тетка стояла у калитки, Софи все глядла въ окно. Леночка зашла за уголъ дома и тамъ спрятала конвертъ у себя на груди.
Надо было идти домой завтракать. Леночка надла на лицо привычную маску сдержанности. Въ совтской республик безъ такой маски можно было пропасть. Она умла ее носить, и съ нею на лиц пошла къ дому небрежной вихляющей походкой, какою ходятъ парижскiя манекенши и которую Леночка изучила въ кинематограф.
— Что вы тамъ съ княземъ шептались? —
— Спрашивала о Мишелечк, - съ наивнымъ видомъ сказала Леночка.
— Можетъ быть, онъ теб что про Шуру подробне сказалъ, — съ волненiемъ въ голос сказала Ольга Сергевна.
— Ничего особеннаго … Живъ … Здоровъ … Снимается … Михако, правда, сталъ очень уже въ секреты играть.
— Да, — протянула Неонила Львовна, — былъ милый человкъ, а теперь просто фификусъ какой-то.
Посл завтрака Леночка позвала Топси.
— Я, тетя, пойду немного погулять съ собакой.
На рыночной площади были скамейки. Леночка ршила тамъ прочесть посланiе Мишеля. Когда она была уже на площади ее догнала Софи.
— Что это за прекрасный человкъ былъ у васъ? — спросила Софи.
«Софи не помшаетъ, — подумала Леночка. — «Письмо написано по Русски. Она ничего не разберетъ».
— Это былъ молодой князь Ардаганскiй.
Хотя совтская школа второй ступени и тщательно вытравила изъ головы Леночки понятiе о почетности княжескаго званiя, она не безъ гордости назвала Ардаганскаго княземъ.
— Это твой «ами»?
Леночка неопредленно подернула плечомъ, понимай, молъ, какъ знаешь, отъ такого «ами» не хотлось отказываться.
— Давай, сядемъ. Мн надо прочитать одно письмецо. Ты позволишь?
— Ахъ, сдлай милость.
Они сли на желтую исщербленную скамейку. По другую сторону ея сидлъ какой-то старикъ. Въ немъ ничего не было подозрительнаго. Леночка вынула съ груди конвертъ и осторожно ноготкомъ вскрыла его. Софи нарочно стала смотрть въ сторону.
Крупнымъ корявымъ почеркомъ Мишеля — онъ совсмъ отвыкъ писать — было начертано:
«Леночка, дорогая, умоляю васъ, выручайте всхъ насъ изъ бды. Мы попали въ грязную исторiю. Торопитесь … Можетъ быть, вы извлечете изъ моего сообщенiя и пользу. He знаю. Это самая обыкновенная блогвардейская авантюра. Стопроцентная контръ-революцiя. Никакого общества «Атлантида» нтъ. Есть солдатчина, удушливые газы, аэропланы и пулеметы, направленные противъ большевиковъ цлаго свта. Вы понимаете, какое это безумiе. Опять война. Насъ надо разоблачить. He знаю, гд, въ Лиг Нацiй или прямо у большевиковъ, гд больше дадутъ. Спасайте скоре, но и не продешевите … Наша военная база находится на вулканическомъ острвв, лежащемъ на 2°10'11» южной широты и 22°32'18» западной долготы отъ Гринвича. Это очень важныя свднiя. Боюсь, что вы не сумете ихъ использовать. Храните ихъ тщательно» …
Записка была безъ подписи. Мишель зналъ, что длалъ. Леночка опустила руки съ запиской на колни и смотрла вдаль. Она была такъ поражена, что ничего не видла. Она не видла, что Софи внимательно разглядывала записку.
«Тайна была политическая. Самъ
Леночка машинально спрятала записку на груди и тяжело вздохнула.
— Что-нибудь непрiятное? — участливо спросила Софи.
— Ахъ … Нтъ …
Леночка поднялась.
— Пойдемъ домой.
Софи послушно встала и пошла съ подругой къ дому. Об молчали. Холодные токи бжали по жиламъ Леночки. «Донести? … Сказать кому-то объ этомъ заговор, объ этой «авантюр«? Доносъ ее не страшилъ и не смущалъ. Она не думала, какiя могутъ быть послдствiя доноса для ея дяди и Мишеля. Она усвоила со школьной скамьи, что доносить не стыдно, не преступно, не гадко. Каждый обязанъ доносить. Ее смущало другое … Куда донести? А какъ съ этой запиской она сама попадется? Тутъ дло шло уже не о миллiонахъ, которые кто и за что ей дастъ? … He большевики же? Она знала, какъ и чмъ платили большевики доносчикамъ. Она знала и ихъ грубость и ихъ жестокость, и она боялась ихъ. Она теперь знала, что они были повсюду. И Жанъ былъ большевикъ. Надо ихъ остерегаться. Могутъ быть пытки, можетъ быть смерть.
Леночка не помнила, какъ она дошла до дома и простилась съ Софи.
— У меня голова болитъ, — жалобно сказала она подруг.
Она воспользовалась тмъ, что Неонила Львовна ушла куда-то и прошла къ Ольг Сергевн. Она не считала возможнымъ скрывать опасность, грозившую всмъ.
— Тетя, — сказала она, — князь мн передалъ письмо отъ Мишеля.
Она подала записку Ольг Сергевн.
Та прочла и перечла ее нсколько разъ. Она подняла глаза къ образу. Такъ вотъ оно чудо, которое она намолила у образа Богоматери? Все обманъ! Вс ея прежнiя чувства, все прошлое, притушенное разлукой недоброжелательство къ мужу вспыхнуло съ прежней силой. Онъ снова сталъ для нея «полковникомъ», Донъ-Кихотомъ. Она перечитывала и старалась вникнуть въ смыслъ гого, что писалъ Шура.
«Онъ, старый офицеръ генеральнаго штаба, не увидалъ того, что увидалъ и понялъ Шура, кого вс они считали недоучкой и дуракомъ. Шура правъ. Конечно, — авантюра! … Ихъ триста человкъ, и они хотятъ бороться со всмъ мiромъ. Съ какого-то таинственнаго острова на экватор? Безумiе».
Ольга Сергевна давно въ сердц своемъ постановила, что большевики непобдимы. Отъ того и было такъ темно и мрачно на ея сердц, что она-то знала, что никогда, никогда не вернется она въ Россiю. Да и зачмъ? Тринадцатилтнее владычество большевиковъ не могло пройти незамтнымъ. Какую она найдетъ теперь тамъ Россiю?
Весь праздникъ души, что торжественнымъ гим-номъ плъ въ ея сердц, когда она узнала, что ея близкiе живы и здоровы, пропалъ и затихъ, какъ только она поняла, на какое дло они пошли.
Россiи они все равно не спасутъ, только сами погибнутъ.
— Порви, — сказала она Леночк, не зная, что сказать, — порви эту записку … Нтъ, постой … He рви … Она можетъ понадобиться. Можетъ быть, и правда все это надо разстроить … Просить вмшаться французовъ и остановить эту авантюру … Но храни ее бережно … Храни … Никому не показывай. Ты понимаешь … Ты тамъ сама жила … Ты знаешь, чмъ и какъ ты рискуешь, если кто не надо узнаетъ про нее. Хоть и Парижъ … У меня Кутеповъ передъ глазами … И никто за него не заступился …