Подвиг

Краснов Петр Николаевич

Леночка пошла проводить Парчевскую до калитки.

Подслушанное ею уже не радовало ее, но тяготило страшною тайною, за которую можно отвтить и поплатиться. Ей было страшно за Парчевскую.

— Вы не боитесь такъ одна? — спросила она.

— Что вы, Леночка, во Францiи то! Я всегда одна хожу.

— Что же что во Францiи, — сказала печально Леночка.

— А Кутеповъ?

— Ну я вдь не Кутеповъ. Какой во мн интересъ для большевиковъ.

Парчевская бодро зашагала no rue de la Gare.

ХVIII

Въ это воскресенье какъ-то особенно хорошо было молиться въ ихъ скромномъ храм. Ольга Сергевна долго стояла на колняхъ передъ убраннымъ блыми и желтыми ромашками образомъ и молила о чуд. Она врила, что Святая Два, прекрасная не земною, красотою, ея родная «Казанская» пошлетъ ей

это чудо просто и не замтно. Другiе скажутъ: «случай», но она будетъ знать, что это вымоленное ею чудо.

День былъ жаркiй и солнечный. Природа сiяла. Маленькiй ихъ тупичокъ съ жидкими палисадниками пестрлъ цвтами. Въ праздничномъ и радостномъ настроенiи Ольга Сергевна вернулась домой. Мамочка вынесла старое просиженное соломенное кресло изъ своей комнаты и сидла въ немъ въ палисадник. Леночка возилась у газовой плиты. Семейство Боннейлей съ утра куда-то ухало. Софи Земпель была у окошка-балкона. Топси растянулась у ногъ мамочки. Она повиляла хвостомъ навстрчу Ольга Сергевн, но не встала. Очень уже хорошо было лежать на пригртомъ солнцемъ песк.

Ольга Сергевна сла на каменныя ступеньки крыльца и благоговйно, отламывая маленькими кусочками и стараясь не уронить крошекъ на землю, ла принесенную ею просвиру.

Мамочка смотрла на нее съ иронической усмшкой. Эта усмшка — ее старалась не замчать Ольга Сергевна — раздражала ее. Мамочка это чувствовала. Она думала: «сама я ее учила когда-то этому: вотъ вдь дура-то птая была! Врила! … Чему тутъ врить? Все теперь наукой объяснено, и ничего ни святого, ни страшнаго нтъ. Докторъ лучше здоровье пошлетъ, чмъ вс эти просвирки». Она наслаждалась, видя, какъ ея дочь краснетъ подъ ея взглядомъ.

— Ты бы, Леля, кусочекъ и Топси дала.

Ольга Сергевна не отвчала. Она старалась скоре дость просвиру.

— Ничего что священая. И песъ вдь Божiя тварь.

— He кощунствуйте, мама, — съ раздраженiемъ сказала Ольга Сергевна. — Грхъ это большой.

Она встала со ступеньки и хотла (войти) въ домъ. Но въ это время стукнула калитка ихъ переулка. Ольга Сергевна оглянулась на стукъ. Какой-то молодой высокiй человкъ въ лтнемъ сромъ костюм и новой модной шляп съ широкими полями входилъ въ ихъ тупикъ. Было въ этомъ элегантномъ человк что-то знакомое. Онъ увидалъ Ольгу Сергевну и, снявъ шляпу, низко и церемонио поклонился.

— Тетя, — крикнула сверху Леночка. — Михако кланяется совсмъ какъ на картинк котъ въ сапогахъ кланяется маркизу де Карабасъ.

Ольга Сергевна сейчасъ же узнала князя Ардаганскаго. Ей показалось, что князь выросъ за это время и сильно загорлъ красивымъ бронзовымъ загаромъ, какимъ загораютъ на горномъ солнц жители горъ и летчики.

Но … приходъ сюда Ардаганскаго, одного изъ членовъ кинематографическаго общества «Атлантида», знаменовалъ, что «Немезида» не погибла и, значитъ, ея мужъ и сынъ живы.

Чудо, котораго она ждала и въ которое она врила, совершилось. И не въ силахъ себя сдерживать, она, широко улыбаясь, бгомъ побжала къ калитк.

He думая ни о чемъ, она крикнула:

— Князь, вы живы?..

— Какъ видите.

— А «Немезида»?

— И не думала тонуть.

Князь Ардаганскiй былъ очень смущенъ. Три дня тому назадъ, когда замнившiй Ранцева въ должности замстителя капитана Немо полковникъ Арановъ отправлялъ его въ Парижъ для сообщенiя семьямъ, что ихъ главы живы, онъ говорилъ, какъ всегда невнятно и отрывисто. Про Аранова среди офицеровъ ходилъ анекдотъ, что онъ такъ ушелъ въ свои изобртенiя и математическiя выкладки, что забылъ Русскiй языкъ и уметъ говоритъ только два слова: «да, конечно». Арановъ говорилъ князю, что его выбрали, какъ самаго молодого, а потому наимене примтнаго въ Парижской толп. Его обязанность постить вс семьи, и всюду засвидтельствовать, что вс живы и здоровы и просили кланяться. — «Но меня разспрашивать будутъ»? — сказалъ князь. Арановъ, какъ и всегда, помолчалъ. Офицеры разсказывали, что въ это время онъ высчитываетъ кубическiй корень изъ восьмизначнаго числа. — «Да, конечно», наконецъ, сказалъ онъ. — «Что же мн говорить»? — «Ничего не говорите». — «Но это неудобно … Тамъ дамы» … Этого Арановъ совсмъ не понималъ и, когда князь пояснилъ ему все неудобство молчанiя, когда васъ спрашиваютъ дамы, Арановъ посл долгой паузы сказалъ: — «да, конечно» … И потомъ добавилъ: — «Еще тутъ, можетъ быть … Письма тамъ какiя … Такъ никакихъ чтобы писемъ» … Трудная была задача. Ардаганскiй

хотлъ было отказаться. Но отказаться летть! … Летть!!Одно это уже какъ прельщало его, летть въ Парижъ, гд была его мать, гд была та, кого онъ полюбилъ первою и такою чистою, почти неосознанною любовью, больше въ мечтахъ, чмъ сердцемъ, было выше его силъ, и онъ не отказался. Онъ все-таки высказалъ свои затрудненiя Аранову. Тотъ криво усмхнулся, потомъ сказалъ: — «Ну, врите тамъ что-нибудь …, Впрочемъ, можете и правду говорить. Все равно вамъ никто не повритъ». Получивъ приказанiе, деньги, указанiе, что онъ отнюдь не долженъ носить ихъ «Атлантидской» формы, что вобще то «Немезида» для всхъ погибла, что онъ долженъ очень хорошо одться и походить возможно боле на француза, — князь же кончилъ французскiй колледжъ, — что нигд онъ не долженъ задерживаться, промелькнуть метеоромъ по всмъ домамъ, успокоить семьи, исполнить еще два, три порученiя и сейчасъ же летть обратно, князь былъ отпущенъ изъ ангара полковника Аранова.

Когда въ лагер стало извстно, куда и зачмъ летитъ князь, къ нему присталъ Мишель Строговъ. Онъ просилъ, чтобы князь передалъ его двоюродной сестр, Леночк Зобонецкой, совсмъ маленькую записочку.

— «Вы понимаете, Михако, это дло любовное. Мн очень надо ее успокоить и никто, кром насъ двоихъ не долженъ этого знать».

Передача записки нарушала инструкцiи, полученныя отъ Аранова княземъ. Но князю было очень трудно отказать въ этомъ пустяк Мишелю. Очень ужъ его просилъ объ этомъ Мишель. Уже очень, — такъ казалось доброму князю, — сердца то ихъ бились созвучно. Князю было, кром всего этого, безконечно жаль Мишеля Строгова. Его отставленiе отъ полета съ отцомъ казалось ему чрезвычайною жестокостью и несправедливостью со стороны этого «педанта» Ранцева. Михако принадлежалъ къ молодому поколнiю, выросшему и воспитавшемуся въ послвоенное время, когда въ обществ произошелъ нкоторый моральный сдвигъ, то, что называлось: «переоцнка цнностей». Точность въ исполненiи приказанiя или порученiя стала относительной, какъ стала относительной и подверглась сомннiю самая честность. Молодежь, даже такая прекрасная, какою былъ князь Ардаганскiй, стала «разсуждать». Въ полученныя отъ старшихъ приказанiя она вносила поправки, считая себя умне стариковъ. Въ этой молодежи была и еще одна черта. Испытавъ въ жизни много видвъ въ самые нжные годы ея суровость, она какъ-то размякла и иногда, особенно когда ея интересы не были затронуты, она не умла настойчиво отказать.

Изъ старшихъ обитателей лагеря никто ни о чемъ-не просилъ Ардаганскаго. Фирсъ хотлъ было написать «цидулю» панн Зос, но, когда князь несмло сказалъ, что онъ не иметъ права передавать никакихъ писемъ, Фирсъ махнулъ безпечно рукой и сказалъ: — «Ну, нельзя, такъ и нельзя. Передайте, ваше сiятельство, Зоськ, что я по прежнему ей вренъ, боле потому, что тутъ и измнить то ей не съ кмъ. Никакой даже чернокожей обезьяны двичьяго рода тутъ нтъ. Такъ и пере-дайте, чтобы значитъ не безпокоилась. А разыскать ее можете черезъ госпожу полковницу Ферфаксову. Он общали о Зоськ позаботиться, чтобы не путалась съ кмъ не слдуетъ» … Старый Нифонтъ Ивановичъ просилъ, и очень трогательно, передать его поклоны генеральш, полковниц и барышн. «Топси пожмите лапку, скажите, чтобы не скулила. Помнитъ ее старый ддушка».

Все это было легко и просто тамъ, на остров Россiйскомъ, но какъ оказался онъ противъ глубокихъ, полныхъ вры и печали глазъ Нордековой, какъ увидалъ маленькiе, сверлящiе буравчиками глазки Неонилы Львовны, почувствовалъ бдный Михако, что его дипломатическiя способности очень невысокаго сорта… «Лучше всего говорить правду», — подумалъ онъ, — «не всю, конечно, правду. И отмалчиваться, а главное, поскоре уйти. Это не очень любезно, ну да поймутъ же и простятъ».

Сверху сбжала Леночка. Изъ окна комнаты Мишеля Строгова смотрла какая-то молодая брюнетка. Князь подозрительно покосился на нее.

— He бойтесь, — сказала Ольга Сергевна, подмтившая его взглядъ, — это у насъ новая жилица. Она француженка, ничего по Русски не понимаетъ. Ну, какъ же они? Какъ мы наволновались по васъ! Панихиды даже служили. Ну, говорите … Только всю правду. Это врно, вс живы и здоровы?

— Снимаетесь, — протянула, насмшливо улыбаясь, Неонила Львовна. — А не секретъ, сюжетъ вашей необычайной фильмы?

— А кто у васъ «старъ»? — спросила Леночка. Вопросы сыпались, и это было хорошо для Ардаганскаго. Онъ могъ на нихъ не отвчать.