Подвиг
Шрифт:
— Я, откровенно говоря, не хотлъ путать тебя въ эту исторiю. Я понимаю, что у тебя могутъ быть свои чувства … Н-но … другихъ путей не вижу … Найти помимо тебя не удалось … Ты должна мн помочь и какъ англичанка Англiи и какъ жена мужу.
— He говори такими загадками … Я ничего не понимаю, — сказала Ана. Ея глаза расширились отъ удивленiя. «Вотъ какъ», — думала она. — «To я была куклой, ребенкомъ, придаткомъ, и едва ли нужнымъ, къ таинственной жизни капитана Холливеля, имющаго секретный портфель съ ключикомъ на ше … Теперь я понадобилась … Ему … И Англiи … He слишкомъ ли торжественно это звучитъ?.. У меня теперь тоже есть своя тайна. Русская княжна меня посвятила въ общество, у котораго есть такiе крестики. И тамъ написано:
— Я слушаю.
— Тутъ неудобно говорить. Пойдемъ ко мн въ кабинетъ.
Ана наклонила голову и покорно прошла въ рабочiй кабинетъ мужа, гд на большомъ стол, среди груды газетъ и бумагъ, лежалъ таинственный портфель. Дверь въ прихожую была притворена, другую дверь въ столовую капитанъ Холливель плотно заперъ.
Холливель подошелъ къ столу и оперся рукою на портфель. Ана стала у двери въ прихожую.
— Ну-съ … Ана, я говорю серьезно … И я прошу тебя понять то, что я скажу теб и отвтить мн со всею серьезностью. Довольно ребячества.
Ана нагнула голову. Это движенiе могло обозначать и готовность слушать и согласiе отвтить на вс вопросы.
— Ана, пока событiя не выходили, такъ сказать, изъ Русскихъ рамокъ, не затрагивали мiровой политики — «Downing Street» могло молчать. Теперь это вышло за предлы Русскихъ интересовъ. И намъ приходится властно вмшаться въ это дло, Ибо оно затрагиваетъ интересы Англiи.
Мистеръ Холливель сдлалъ паузу. Онъ хотлъ, чтобы его жена сосредоточилась и поняла его. Лицо Аны стало серьезно. Что-то дтски молитвенное появилось на немъ.
— Въ Россiи большевики гибнутъ … Возможно, что власть отъ нихъ перейдетъ въ руки Русскаго нацiональнаго правительства … Возможно — къ Императору …
— Слава Богу!
— Ты не понимаешь, что говоришь, — съ жестокою рзкостью сказалъ Холливель.
— Нтъ, — воскликнула Ана. Она скрестила руки на груди. Ея глаза сiяли и горли внутренними огнями, въ голос дрожали слезы. — Нтъ … Я все отлично понимаю. Будетъ Императоръ! He будетъ большевиковъ! Отлично понимаю. Это значитъ — прекратятся невроятныя, неисчислимыя страданiя Русскаго народа, и миллiоны рабовъ станутъ свободными. Это значитъ — прекратится неслыханное жестокое гоненiе на христiанъ и преслдованiе православной вры … He будетъ пытокъ… Разстрловъ невинныхъ … Совращенiя дтей … Всхъ этихъ ужасовъ, которые слишкомъ долго терплъ цивилизованный мiръ.
— Глупости говоришь Ана … Наслушалась эмигрантскихъ бредней. Россiи быть не должно … Счастливымъ случаемъ … Ловкимъ ходомъ Германской дипломатiи Россiи были навязаны большевики. Никто тогда не ожидалъ, что это такъ удастся. Большевиками Россiя стирается съ лица земли. Никогда не будетъ она не только сильной, но никакой Россiи не будетъ. У европейскихъ народовъ развязываются руки для свободной, никмъ не стсненной политики на Восток и вмст съ тмъ громадная первобытная страна открывается для колонизацiи … Русскихъ ожидаетъ участь негровъ. Уничтоженiе Россiи — это величайшая проблема второй четверти двадцатаго вка. Это разршенiе всхъ ныншнихъ кризисовъ, устраненiе безработицы, голода, отъ котораго страдаютъ народы Западной Европы и въ первую очередь Англiя. И вдругъ теперь, когда, казалось, большевики навсегда и безповоротно поработили Русскiй народъ, ведутъ его къ физическому уничтоженiю и постепенно сами подчиняются Европ, рабы поднялись противъ поработителей … На свер Россiи формируется армiя … По всмъ городамъ идутъ возстанiя … Ихъ уже не могутъ усмирять. Доведенная до отчаянiя совтская республика обратилась къ европейскимъ странамъ за помощью. Ей ршено помочь. Она должна всмъ Европейскимъ банкамъ и надо выручить т деньги, т миллiарды фунтовъ и марокъ, которыя даны совтской республик. Въ Берлин на Беренъштрассе, въ банк, гд въ кладовыхъ хранились международные капиталы въ золот и валют, собралось совщанiе международныхъ банкировъ для обсужденiя мръ помощи совтской
— Это война большевикамъ и тмъ, кто имъ помогаетъ, — твердо сказала Ана.
Холливель пожалъ плечами.
— Прекрасно-съ. Война. Идти съ войсками безсмыслица. Да и никакiя войска въ Россiю не пойдутъ… Гиблое мсто … Но … мы узнали, откуда это все идетъ … У нихъ … у тхъ Русскихъ, кто все это безобразiе длаетъ, есть вожди и база. Надо уничтожить эту базу. Лишенное помощи и руководства извн возстанiе затихнетъ и большевики смогутъ его подавить своими силами. Но вотъ въ чемъ бда. Наше безподобное «Intelligence Service» опредлило, что работу противъ большевиковъ ведутъ, — Холливель помолчалъ, выпрямился во весь ростъ и, устремивъ глаза прямо въ голубо-зеленые ясные глаза Аны, съ силою сказалъ:
— Главарями этого возстанiя, его руководителями … инженеръ Долле и … твой отецъ ротмистръ Ранцевъ …Но гд они устроили свою базу со всми этими неслыханно ужасными смертоносными снарядами, намъ раскрыть до сего времени не удалось. Ты, Ана, должна мн помочь въ этомъ … Во имя Англiи … Ради моей карьеры.
— Я этого не знаю.
Ана низко опустила голову. Ея грудь часто поднималась. Волненiе ея было такъ сильно, что она едва стояла на ногахъ. Она приложила об руки къ груди, чтобы утишить бiенiе сердца. Ея лицо было очень блдно. Только что она думала о Россiи и о подвиг и вотъ и Россiя и подвигъ встали передъ нею въ страшной близости. Россiя блистала подвигомъ борьбы и побды, и въ этомъ блеск на первомъ мст стояло имя ея отца. Она не видла, да если бы и увидала, не обратила бы вниманiя какимъ гнвомъ зажглись глаза ея мужа при ея отвт.
— Неправда … Ты лжешь, — уже не сдерживаясь, закричалъ капитанъ Холливель.
— Я не лгу … И я попрошу тебя не кричать на меня … Я къ этому не привыкла.
— Ты лжешь, — повторилъ, съ трудомъ справляясь съ собою, Холливель. — За дв недли до того, какъ я сдлалъ теб предложенiе, на верховой прогулк въ Булонскомъ лсу къ теб подъхалъ человкъ на бурой лошади.
Ана еще ниже опустила голову.
— Вы говорили по-Русски, не стсняясь меня … Такъ знай же, — вдругъ переходя на Русскiй языкъ и снова повышая голосъ, продолжалъ Холливель — я прекрасно знаю этотъ языкъ … Кто подъзжалъ къ теб и кого ты мн представила, такъ невнятно назвавъ его фамилiю?..
Ана молчала.
— Я скажу теб кто. Инженеръ Долле. Тотъ самый, за кмъ мы давно слдимъ и кто послднiе годы велъ двойную жизнь и то былъ инженеромъ Долле, то таинственнымъ капитаномъ Немо. Все намъ извстно. Не думай, что своимъ укрывательствомъ ты кого-нибудь спасешь или поможешь длу. Ты сдлаешь лишь то, что тайну раскроетъ кто-то другой, а не я — твой мужъ. Раскрытiе этой тайны — это не только карьера въ нашемъ вдомств, но и большая награда. Это имя. Это стать знаменитостью … Ты понимаешь это … Намъ выгодно это … Выгодно… Этимъ все сказано … Выгодно … Что же ты молчишь?.. Ты Русская, или англичанка?..
— Я — Русская, — глухимъ, придушеннымъ голосомъ сказала Ана. — Я не знаю, гд они … Да, если бы и знала … Вотъ пытай меня, жги живою все равно никогда, никому и ни за что не выдамъ. Я всею душою съ ними … И я люблю сперва Россiю, которой не знаю и потомъ Англiю, гд я выросла и воспиталась и которой я столькимъ обязана.
— А… Русская, — съ глубочайшимъ презрнiемъ сказалъ капитанъ Холливель.
Онъ прошелся по кабинету. Никогда онъ не выходилъ такъ изъ себя. Въ углу, на полк лежали разныя вещи, вывезенныя имъ изъ Закавказья, когда онъ былъ въ Батум на оккупацiи. Холливель остановился у полки. Его глаза загорлись безумнымъ огнемъ. Онъ увидалъ кавказскую серебряную въ черни плетку. Онъ схватилъ ее и, сжимая въ стальной рук, подошелъ къ Ан.