Подвиг

Краснов Петр Николаевич

— Большевики въ роли возбудителей христiанства … Оригинальная мысль, Борисъ Николаевичъ.

Леночка дальше не слушала. Она отдавала блюдо за блюдомъ, почти не притрогиваясь къ нимъ.

— Барышня нездоровы, или ей что не нравится, — спросилъ, ее подававшiй ей молодой человкъ.

— Нтъ, такъ … Дайте счетъ.

Она заплатила и пошла къ выходу. Когда проходила между столами съ тсно сидящими гостями ей показалось, что кто то, кажется, та блондинка, что разсказывала про Муру, сказала негромко: «совдепка» …

Леночк это было все равно. Она вдругъ поняла, что ничего нтъ. Все призраки … И блондинка — призракъ … Разв есть такое имя Мура?.. Спалила на Рождеств скатерть и этимъ огорчалась …

Слизь!.. Слизь! Просто дура!.. Леночка подымалась къ площади Этуали, и встрчные люди казались ей кинематографическими тнями. Собственно жизни нтъ. Все это только такъ кажется. И происшествiе, бывшее вчера и оскорбительность выталкиванiя въ дверь — это все относительно, какъ посмотрть? Было больно, когда она упала на ступени лстницы, но боль бываетъ и сильне. Ее могли и пытать? Могли убить!.. Убить… Что такое убить? Сдлать ее слизью, какою она была нкогда … Воинствующее безбожiе, какъ все это глупо! Ничего нтъ!.. Ниче-го нтъ!

Леночка спускалась къ Сен. Золотистый туманъ легкой дымкой стлался надъ городомъ. День былъ прекрасенъ. Впереди, какъ какое-то страшное безобразное чудовище, широко разставившее ноги, высилась къ голубому небу Эйфелева башня. Леночка вошла подъ нее.

На башню пускали. Заплатить нсколько франковъ и можно подняться почти на самый верхъ. На самую верхнюю площадку нельзя, тамъ радiо-телеграфъ.

Все въ томъ же задумчивомъ, точно полубредовомъ состоянiи Леночка заплатила деньги и встала въ кабину подъемной машины. Земля стала уходить изъ-подъ ея ногъ. Парижъ открывался все шире и шире. На верху было всего двое постителей. Какая-то молодая дама и съ ней молодой человкъ. Поднявшiеся съ Леночкой пассажиры разбрелись по площадк. Леночка смотрла на нжныя дали, тонущiя въ розовой дымк. «Это такъ кажется … Тамъ старая Лютецiя. O ней такъ пламенно и страстно разсказывалъ вчера профессоръ. Тамъ ходили римляне … У Клюни были ихъ бани. Гд они? Слизь? Изъ слизи вышли и въ слизь и обратились. И сколько ихъ!.. Этихъ Людовиковъ, что жили здсь и по своему любили Парижъ. И тамъ, гд теперь широкое авеню Елисейскихъ полей съ непрерывнымъ рядомъ автомобильныхъ магазиновъ и такое людное, что трудно перейти черезъ него, когда-то собаками травили оленей. Все прошло. И Наполеоны и революцiя. Все случайные гости на одинъ мигъ. И она на одинъ мигъ. И, если ускорить этотъ мигъ — не будетъ и этого липкаго страха передъ большевиками и думъ, какъ устроить свою жизнь. Недавно она смотрла въ лицо Жана и думала, если годъ обратить въ секунду… И на ея глазахъ лицо Жана старло, потомъ умерло, разложилось и обратилось въ слизь. Ну … ускорить».

Леночка нагибалась все боле и боле внизъ. Точно хотла она разсмотрть, кто тамъ ходитъ подъ самыми ногами башни. Кровь приливала къ голов и пространство тянуло ее въ бездну.

Она нагнулась еще больше. Мокрое желзо перилъ холодило животъ сквозь тонкую матерiю платья.

Это случилось какъ-то вдругъ и совсмъ непонятно. Голова сладко закружилась. Леночка услышала, какъ кто-то, можетъ быть, это была даже и она, или та молодая дама, что стояла недалеко отъ нея, закричалъ тонкимъ, все удаляющимся и замирающимъ голосомъ: а-а-а!..

И потомъ наступила страшная тишина. Въ ушахъ шумло …. Какой-то ударъ, и все исчезло въ небытiи.

To, что было Леночкой, кровавой слизью лежало точно мшокъ съ чмъ-то мокрымъ, на панели. Начиналъ собираться народъ. Полицейскiй громко и заливисто подалъ свистокъ. Какiе-то люди принесли брезентъ. Имъ накрыли Леночку отъ любопытныхъ взглядовъ. Какъ-то очень скоро примчался автомобиль съ краснымъ флажкомъ на крыш. Изъ него вышли санитары Они уложили Леночку на носилки и погрузили на автомобиль. Въ госпитал, куда привезли тло Леночки, его раздли, осмотрли и, не найдя никакихъ документовъ, или

примтъ, по которымъ можно было признать, кто была Леночка, отмтили «inconnue» и отправили въ моргъ.

Эту ночь на вилл «Les Coccinelles» Ольга Сергевна не ложилась спать. Она ожидала Леночку. Но пришло солнечное, яркое лтнее утро, Леночка не вернулась. Сильное безпокойство охватило Ольгу Сергевну, но надо было идти на службу. Это время хозяева такъ легко разсчитывали служащихъ, что надо было быть на чеку и ничмъ не возбудить недовольства патрона. Вернувшись, она первымъ дломъ спросила маамочку», вернулась-ли Леночка.

Леночки не было. Теперь забезпокоилась и Неонила Львовна. Но прошелъ и еще день, пока Ольга Сергевна ршилась пойти въ полицейскiй комиссарiатъ. Тамъ ее разспросили, записали ея адресъ и сказали, что если на ушедшей не было ея «carte d'identit^e«, отыскать будетъ очень трудно, почти невозможно.

— Какъ же такъ?… — сказала Ольга Сергевна. Ея лицо изобразило страданiе.

— Въ Париж, мадамъ, примрно пять тысячъ человкъ ежегодно безъ всти пропадаетъ, — любезно сказалъ чиновникъ. — Однако, это вовсе не обозначаетъ, что вс они непремнно гибнутъ. Мало ли причинъ, по какимъ люди скрываются изъ своихъ домовъ, никому объ этомъ не заявляя. Особенно молодыя двушки.

— Ho y ней, повидимому, никого не было, съ кмъ она могла бжать.

— Но вы говорите, что одновременно съ нею изъ вашего дома исчезла мадемуазелль Земпель. Наконецъ, допустимъ, что могло быть уличное происшествiе, она могла попасть подъ автомобиль или трамвай. Ее отвезли бы въ госпиталь и какъ только она пришла бы въ себя, она назвалась бы и сказала свой адресъ и васъ по нему увдомили бы. Это въ интересахъ самого госпиталя. Если она задавлена совсмъ — ищите ее въ морг. Можетъ быть, ее еще не похоронили.

Ольга Сергевна разсказала все это Неонил Львовн.

Старуха подняла на дочь глаза.

— Искать въ морг … Зачмъ, — медленно проговорила она. — Зачмъ намъ мертвая Леночка?..

— Ахъ, мамочка, надо же ее похоронить, какъ слдуетъ.

— Похоронить, какъ слдуетъ, — строго сказала старуха. — А ты, милая, знаешь, что это значитъ — похоронить, какъ слдуетъ? … Что Леночка-то врила въ твоего Бога?.. Ты только подумай, сколько расходовъ, сколько совсмъ ненужнаго безпокойства сдлаетъ то, что ты называешь — похоронить, какъ слдуетъ!.. Что она-то сама свою мать, какъ слдуетъ, хоронила?.. Heбось, закопала, да и все. Леночка пришла къ намъ незванная, непрошенная, такъ и ушла … Такова ея судьба.

Жестокая, но и неотразимая логика была въ словахъ «мамочки». Въ ней говорила та бженская мудрость, которой не была чужда и сама Ольга Сергевна. Она наклонила голову и молча вышла изъ комнаты.

«Да … Было бы это дома … Въ Россiи … Совсмъ другой разговоръ былъ бы. Тамъ мы все знали … Здсь … пять тысячъ человкъ ежегодно пропадаетъ въ Париж и никого это не удивляетъ».

Она прислушалась. Ей показалось, что въ сосдней комнат ходитъ Леночка и напваетъ вполголоса:

— Жила была Россiя Великая держава. Враги ее боялись — Была и честь, и слава …

— Ни чести, ни славы, — прошептала Ольга Сергевна, — такъ что ужъ … гд ужъ … Молчать надо и терпть … Такъ Богу угодно …..

Нежданная и незванная явилась Леночка изъ той невдомой и страшной страны, которая была Россiей и такъ же неожиданно и таинственно исчезла … Какъ исчезаетъ пять тысячъ человкъ въ Париж, какъ столько и столько исчезло за это время ея близкихъ и знакомыхъ … Такой значитъ вкъ … Время такое … На все воля Божiя.

XXVI