Подвиг
Шрифт:
— Наврно они американку какую-нибудь взяли … Патрiоты, — протянула мамочка.
— Пойдемте, пойдемте ко мн, - звала Ольга Сергевна, — вы мн все скажете. Что Шура? Все такимъ же дичкомъ? А Георгiй Дмитрiевичъ, не скучаетъ?
Въ комнат еще былъ утреннiй безпорядокъ. Ольга Сергевна не успла прибрать ее. Она не замтила этого. Набросила одяло на постель и сла подл смятой подушки.
— Князь, — сказала она, — не томите меня. Мы до-гадываемся. Мы знаемъ, что это не кинематографъ. Скажите мн … Я никому ничего не скажу. Я же понимаю, какая это опасная тайна.
— Ольга Сергевна, —
— Гд же они вс находятся? Вдь не на этихъ же глупыхъ островахъ Галапагосъ?
— Этого, Ольга Сергевна, я никакъ не могу сказать.
— Вы мн не врите?
— Нтъ, Ольга Сергевна, я вамъ очень врю, но я не могу, и не могу.
Князь страдалъ подъ выразительнымъ взглядомъ прелестныхъ женскихъ глазъ. Безпорядокъ въ спальной смущалъ его. Ему было неловко. Казалось, что онъ оскорбляетъ Ольгу Сергевну. Онъ чувствовалъ, что, если сейчасъ не уйдетъ, то размягчится и разболтаетъ.
Ольга Сергевна поняла его душевное состоянiе и ей стало жалъ Ардаганскаго.
— Когда же вы ухали оттуда?
— Третьяго дня, — сказалъ Ардаганскiй.
— Третьяго дня, — воскликнула Ольга Сергевна.
— Такъ недавно … Господи, да гд же вы вс находитесь?
Князь Ардаганскiй мучительно покраснлъ. Онъ уже проболтался.
— Ольга Сергевна, простите меня. Я сказалъ вамъ все, что могъ сказать. Сказалъ больше … Мн надо спшить. Парижъ такъ великъ … Мн же кадо всхъ объхать.
— Да, я понимаю васъ, — съ печальнымъ упрекомъ говорила Ольга Сергевна, — провожая князя.
— Уже, — сказала не безъ язвительности Неонила Львовна..- He долго же нагостили у насъ, молодой человкъ.
Надо было передать незамтно Леночк письмо Мишеля. Леночка будто знала объ этомъ. Она побжала за нершительно шедшимъ по тупичку Ардаганскимъ.
— Князь, — крикнула она. — Михако! Ардаганскiй остановился.
— Выйдемте за ворота, — тихо сказалъ онъ.
Изъ окна комнаты Мишеля Строгова, высунувшись по поясъ, за ними слдила француженка брюнетка. У калитки стояла Ольга Сергевна.
Ардаганскiй досталъ маленькiй конвертикъ и передалъ его Леночк.
— Мишель Строговъ просилъ вамъ передать, — быстро сказалъ онъ и побжалъ внизъ по улиц, направляясь къ станцiи желзной дороги.
Леночка взяла конвертъ и спрятала его на груди. «Вотъ она, тайна, которой никто не знаетъ. Тайна, за которую можно получить миллiоны», — подумала она.
Но обладанiе этой тайной не радовало ее. Оно волновало ее и пугало.
XIX
Это была правда, что князю Ардаганскому надо было спшить. Онъ долженъ былъ въ одинъ день объхать весь Парижъ съ пригородами. Всхъ застать, всмъ объяснить, что ихъ близкiе живы и здоровы. Отъ ненужныхъ разспросовъ отбояриться. Все это требовало времени. На другой день онъ долженъ былъ побывать у Пиксановыхъ. Это вышло, такъ казалось князю, совсмъ необыкновеннымъ образомъ. Заканчивая свои немногословныя объясненiя, Арановъ сказалъ: — «Ну, и потомъ вы създите къ Пиксанову. Вы знаете,
Князь Ардаганскiй былъ окончательно смущенъ. Что же это за люди окружали капитана Немо? Они умли читать въ душахъ и въ сердцахъ людей. Какь могъ Арановъ знать, что князь влюбленъ первою необыкновенною любовью въ Галину Пиксанову. Это же было совсмъ необычайно. Князь никому не говорилъ о своемъ чувств.
Онъ нсколько разъ здилъ по порученiю Ранцева на Пиксановскую ферму. Потомъ здилъ и самостоятельно. Его, чистаго, воспитаннаго матерью, вдовою разстрляннаго большевиками генерала, юношу необычайно потянуло къ Галин. Все въ ней казалось такимъ несовременнымъ. Въ ней онъ нашелъ «Тургеневскую» двушку, о какой писали тогда, что этотъ типъ вымеръ и не можетъ быть въ ныншней жизни. А увидалъ ее, окруженную молодыми курочками и кроликами, услышалъ, какъ нжными именами она звала свою мать и почувствовалъ, что газетные писатели не правы и что «Тургеневская» двушка въ самомъ привлекательномъ ея вид можетъ быть и въ эмиграцiи. И съ первыхъ встрчъ полюбилъ Галину такою чистою и большою любовью, какою можно любить только въ неполные девятнадцать лтъ и когда жизнь видлъ со школьной скамьи, да изъ-подъ крыла любящей и врующей матери.
Съ букетомъ цвтовъ и большою коробкою конфетъ — безсознательная вольность, дань времени, — князь Ардаганскiй шелъ дождливымъ и хмурымъ туманнымъ утромъ на Пиксановскую ферму. Шесть километровъ, однако, пшкомъ, подъ дождемъ и по грязному, размытому и разъзженному деревенскому шоссе! Его срый элегантный костюмъ съ такою острою складкою на штанахъ, какую онъ видлъ у президента Думерга въ кинематограф, гд онъ былъ изображенъ вмст съ Брiаномъ на колонiальной выставк, размокъ.
Срыя тучи дымными клочьями низко неслись надъ полями, гд шла торопливая уборка пшеницы. Боялись, не загнили бы хлба на корню.
Ардаганскiй миновалъ деревню съ узкими улицами и съ желтыми высокими стнами садовъ и огородовъ, дошелъ до завтной срой калитки и дернулъ за ручку колокола.
— Qui est l`a?.. — сейчасъ же раздался милый звонкiй голосокъ, и Галина — какъ она выросла за это недолгое время — появилась въ черной рам раскрытой калитки. Мокрая прядь свтлыхъ волосъ легла на лобъ. Розовое ситцевое платье мягко обтягивало стройную ея двичью фигурку.
— Идите скоре въ комнаты. Вы совсмъ промокли. И платье ваше испортится. Смотрите, складку совсмъ потеряли.
Серебряный смхъ сопровождалъ ея слова.
Отъ «президентской» складки ничего не осталось. Штаны висли двумя канализацiонными трубами, какъ у Брiана на томъ же снимк. Совсмъ «демократическiе» стали штаны.
Галина пропустила князя въ калитку. — У-у …. У-у …, съ высокой ноты на низкую закричала куда-то къ огороду Галина. Изъ-за каменной ограды ей отвтило такое же мелодичное: «У-у ….У-у …» Чудной музыкой казались эти звуки Ардаганскому.
Любовь Дмитрiевна съ двумя кочанами капусты, прижатыми къ груди, вышла изъ огорода.