Поэтика за чайным столом и другие разборы
Шрифт:
детских
колготок
на разные возраста. для
общежития
—
Завхоз экспедиции
Зотов
— копченой
колбаски
,
новых
анекдотов
.
кому
—
Зотиха
—
неизвестно
—
колесико для детской коляски
,
для нее и подруги
— меховые
сапожки
типа «Аляски»,
японских зонтика
. Ганс Христиан
Андерсен «Сказки».
Для
Анны Филипповны
— Летал и летал
акушерки —
воззывающий список
,
двухтомник Евтушенки
. как будто хотел
Дине
— взлететь на Луну,
дыню
. и
таяло где-то
,
Для
Наумовичей
— в неведомых высях:
обои
. «
Бурильщику
Васе
Бородину
—
Моющиеся
.
баночку пива
.
Воспитательнице
детсада — Хотя бы
одну
».
Здесь отказ от списка мотивируется исключительно благородными побуждениями (хотя как герой будет расплачиваться с доверившими ему свои деньги людьми, остается неясным), а сомнительные западные ориентиры (хотя бы в виде «Березки», долларов и фунтов стерлингов Высоцкого) полностью исчезают со сцены.
XVI
1
Но обратимся, наконец, к Аксенову и начнем с его общего пристрастия к спискам. Вот наудачу пара характерных мест из «Затоваренной бочкотары» (1968).
Он [Вадим Афанасьевич Дрожжинин] знал все диалекты этой страны, а их было двадцать восемь, весь фольклор, всю историю, всю экономику, все улицы и закоулки столицы этой страны города Полис и трех остальных городов, все магазины и лавки на этих улицах, имена их хозяев
Вадим Афанасьевич жил двойной жизнью, и вторая, халигалийская, жизнь была для него главной. Каждую минуту рабочего и личного времени он думал о чаяниях халигалийского народа, о том, как поженить рабочего велосипедной мастерской Луиса с дочерью ресторатора Кублицки Роситой, страдал от малейшего повышения цен в этой стране, от коррупции и безработицы, думал о закулисной игре хунт, об извечной борьбе народа с аргентинским скотопромышленником Сиракузерсом, наводнившим маленькую беззащитную Халигалию своими мясными консервами, паштетами, бифштексами, вырезками, жюльенами из дичи.
Здесь переплетаются несколько списков, иногда получающих числовые характеристики (28, 3): топографический (столица, города, улицы, магазины…), страноведческий (диалекты, фольклор…), демографический (хозяева, члены семей, домашние животные), ономастический (имена, клички). Далее они развертываются в списки: политэкономических забот Дрожжинина (7), собственных имен (4) и профессий лиц, связанных с Халигалией (3), а также импортируемых туда продуктов (5 видов). Налицо также 3 топонима (Полис, Халигалия, аргентинский скотопромышленник, если не считать Сиракуз, скрывающихся в имени последнего).
Доходит дело и до корабля:
— Короче, Вадик, был я там <…> В шестьдесят четвертом году <…> оформился плотником на теплоход «Баскунчак», а его в Халигалию погнали, понял?
— Это было единственное европейское судно, посетившее Халигалию за последние сорок лет, — прошептал Вадим Афанасьевич.
— Точно, — подтвердил Володя. — Мы им помощь везли по случаю землетрясения.
— Правильно, — еле слышно прошептал Вадим Афанасьевич, его начинало колотить неслыханное возбуждение. — А не помните ли, что конкретно вы везли?
— Да там много чего было — медикамент, бинты, детские игрушки, сгущенки, хоть залейся, всякого добра впрок на три землетрясения и четыре картины художника Каленкина для больниц.
Вадим Афанасьевич с удивительной яркостью вспомнил счастливые минуты погрузки этих огромных, добротно сколоченных картин, вспомнил массовое ликование на причале по мере исчезновения этих картин в трюмах «Баскунчака».