Поэзия Африки

Коллектив авторов

Творчество

Перевод М. Ваксмахера

Я не стану писать Черно-белой картины На старой стене клюющего носом тумана. Я напишу Многоцветье сонаты На старой стене звенящего солнцем тумана Цвета золы На ветру. Ты закроешь глаза, Чутким ухом ловя Клокотанье горячечных красок, Ты увидишь таинственный шепот Колдовства, И дождей отдаленную песню, И жужжание пчел В любовной пыльце золотистой, И даже — Если ты ослепленные уши заткнешь — Картина моя Передаст тебе тайно посланье Красоты изначальной И единства, разлитого в мире.

День рождения

Перевод М. Ваксмахера

Если друзья по секрету от вас Вам готовят какой-то подарок — Книги, цветы, Игрушки, стихи Или просто улыбку, Если друзья вам в большом секрете Готовят подарок, — Пожалуйста, будьте Сострадательны к ним, Отгадать не старайтесь, Что вам подарят. Не огорчайте друзей Своим фантастическим нюхом!

Нет

Перевод М. Ваксмахера

Я не хочу изгнанья На остров Пустынный. Я

был бы так одинок Без друзей моих белых и желтых, Я утратил бы там Благородство. Нет. Не хочу изгнанья.

Тоска

Перевод М. Ваксмахера

Это солнце было б моим Если б не было таким бледным С этим облаком я бы дружил Не будь оно таким зыбким Этот ветер был бы мне мил Если б не был он переменчив Этот голос меня бы пленил Не будь он так равнодушен Этот смех меня бы согрел Не будь в нем притворства Этот взгляд бы меня за живое задел Если б был в нем открытый вызов Эти стихи окрылили б меня Воспевай они человека Эта молитва зажгла бы меня Если б была понятна Эта любовь мне бы в сердце вошла Будь поменьше в ней эгоизма В этом мире могла бы Африка жить Если б он не был мертв.

Туризм

Перевод М. Ваксмахера

Вам очень хочется увидеть слонов На рынке в Сандаге И хочется очень на пленку заснять Негритянок с кувшинами на голове Вам желательно хоть разок Поглазеть на живых людоедов Вам просто не терпится На крокодилов взглянуть Спящих среди проспекта Свободы Ну так вот господа аншлаг На сегодня билеты проданы Мест нет.

Ожиданье

Перевод М. Ваксмахера

Старая Дадо пела Вместе с Кумба Кангадо Если мой муж уехал Зачем я белье стираю Мой муж уехал А ужин стынет Мой муж уехал Скулит собака Мой муж уехал Зачем дрожу я Когда бьет полдень Кумба Кангадо пела Вместе со старой Дадо Зажигает солнце зарю Бледнеет от страха луна К берегу льнет волна Возвращается муж домой Старая Дадо и Кумба Кангадо Все еще верят воротится муж Воротится муж Который умер Тому не один сезон дождей.

СУДАН

ГИЛИ АБД АР-РАХМАН [367]

Улицы города

Перевод В. Луговского

Улицы города, Улицы страшные, Окнами хлопайте! Улицы города, — Стены, скверно окрашенные, Стены, пропитанные маслом и копотью! В душных кварталах, В кварталах нагих Отчаяние на лицах усталых, Проблеск надежды В глазах живых! Горем придавлен Любой закоулок! Вслушайся: голос рабочих сутулых Грозно звучит, Тверд, как гранит! Завод работает, мерно вздыхает, Электростанция свет посылает Живущим в чертогах, Богатым, Упоенным развратом! Мосты создаются, И мрамор шлифуется, И циновки плетутся, А кругом: во мраке лежащая улица! Труды. Толчея. Каждодневные хлопоты. Улицы города, Улицы страшные — Липкие стены, Кровью окрашенные, Стены, пропитанные маслом и копотью! Мы живем Ночью и днем На самом дне, в суете городской, Живем обездоленные, Изглоданные лютой тоской, Живем и таем И умираем! Однажды, Исполненные разрушенья жажды, Сомкнутся все городские зданья, Как волны в яростном океане, Вдали от земли Поглощающие Корабли! И бросил господь наконец На улицу нашу Взор, Полный тревоги, И вырос на ней за забором забор, И были замощены дороги, — Человек измучился и устал, Свет в очах его медленно угасал. Человек утомлен был, Истерзан и болен. Печальный звон Летел с колоколен, С колоколен древних церквей. Много дней песни горького горя звучали, Но никто не помог нам В нашей печали! Я и мои товарищи воздевали руки, Раздавались удары, тревожны и глухи: Долго-долго мы ждали ответа И лучей золотого рассвета… Приближался закат. Тени двигались наугад По вечернему переулку, — Вечер звезды выстраивал на прогулку. Обращается сердце к небу с мольбой: «О луна, погоди, Не выходи, Пусть будет тьма Темней темноты любой! О луна, непроглядную ночь не делай светлей, Погуби недобрых людей!» Я что кроткий ягненок В дальнем селе. Как батрак на чужом наделе. Я тоскую по доброй своей земле, По желанной своей свирели! Воспеваю поля, Воспеваю деревья и реки, Только грустный напев не печалит меня. Палачи, не сковать вам свободы вовеки! Света нового дня, Даже в дальней деревне моей, Не укрыть от людей Ни стенами высокими, Ни цепями жестокими, — Этот свет сбережем мы, Как трепет извечный Огня! Шел я по горестным улицам города, Медленно шел да глядел во все стороны, Шел, глядел Да хвалить тех чудес не хотел! Предо мной — Богатея дворец золотой, Вкруг дворца столпился народ простой… Да это же братья голодные наши, Я слышу их смех, Я слышу их кашель! Стоят у стены сутулясь. Увидел упрямую девушку На перекрестке улиц, Девушку с ампутированной рукой, — Девушке этой был чужд покой! Она, человек нелегкой судьбы, Жаждала только Борьбы! Люди тут замерзают, кричат во сне. Люди эти мечтают о грядущей весне! Я вернулся из дальней деревни, От чистоты полей — Нивы там древние-древние, Ручьи там стекла светлей! Благословляю всех. Благословляю хохот рабочих сутулых: Голод спины согнул их! Хохот звучит, Тверд, как гранит! Завод работает. Песня льется. А мы живем, Как на дне колодца; Живем, страдаем И не умираем На улицах страшных, Кровью окрашенных, Пропитанных маслом и копотью; Живем, и о нас вспоминают походя! На самом дне, в суете городской, Живем в обнимку с тоской, Страдаем и не умираем!

367

Гили абд ар-Рахманродился

в 1934 году. Поэт, литературовед, публицист. Вместе с Тадж ас-Сир Хасаном издал сборник стихов. Пишет по-арабски. Стихи взяты из сборника «Стихи поэтов Египта».

ТАДЖ АС-СИР ХАСАН [368]

Возвращайся

Перевод М. Курганцева

Ждет меня старый, давно покинутый дом — память о позабытом детстве моем. Песня, звучащая в сердце, на самом дне, свирель, протяжно поющая, стонущая во мне, — дом, где столько осталось моих следов, откуда ко мне долетает безмолвный зов: «Возвращайся!» …С поля отец приходил на закате. Падал на хижину знойный вечер. Мать, и братья мои, и сестры выбегали ему навстречу. Помню, даже младший братишка, неуклюжий, смешной, неловкий, не умел говорить — смеялся, улыбался, кивал головкой… А потом начинались сказки. Голос бабушки слаб, натужен. Мы сидели, не шелохнувшись, забывали про сон и ужин. Помню руки ее большие и лицо в лиловых морщинках. Море молодости и света жило в сказках ее старинных… Мы засыпаем, а сказка еще струится. Тень тишины упала на наши лица. Сад засыпает, птицы в саду засыпают, лунная полночь добрые сны посылает… А поутру свирель зовет за окном, утро приходит в старый, далекий дом… Дом, где столько осталось моих следов, откуда сегодня слышу безмолвный зов: «Возвращайся!»

368

Тадж ас-Сир Хасанродился в 1930 году. Пишет по-арабски. Стихи взяты из сборника «Из африканской лирики».

МУХАММАД АЛЬ-ФЕЙТУРИ [369]

Голос Африки

Перевод М. Курганцева

Молчаливая Африка! Жизнь, принесенная в жертву чужеземным богам, земля, орошенная реками крови и пота, изможденная, горькая Африка, кончилось время твое! Начинается новая эра — эра Сорванных Пут и Разбитых Оков, и Расправленных Плеч. Слышу голос твой, Африка, дерзкий, разгневанный голос. В нем — горячее пение ветра и гул прорастающих трав, и живое дыхание рек, и гром водопадов, и удары морского прибоя, и шелест опавшей листвы под тяжелыми лапами льва. Слышу голос твой, Африка, ясный, отчетливый голос. В нем — мелодия песен простого крестьянского поля, и размеренный скрип деревянного плуга, и скрежет неторопливых ручных жерновов, превращающих зерна в муку. Слышу голос твой, Африка, юный, ликующий голос. В нем — призывы вождей, и рокот народный собраний, и биение наших сердец, переполненных яростной кровью, и сумасшедшая дробь неукротимых тамтамов, говорящих: Свобода! Свобода! Свобода! Свобода!

369

Мухаммад Мифтах аль-Фейтуриродился в 1930 году. Поэт, драматург. Пишет по-арабски. Стихи, взяты из сборника «Из африканской литературы».

Старый моряк

Перевод М. Курганцева

Ветер отчаянно бьет в паруса. В море открытое парусник правит. Время — шатер, и его продырявят солнце, и звездная ночь, и гроза. Эй, обернитесь назад, корабли! На горизонте, у края земли, старый моряк под флагами порта — смятая фуражка, ступни затекли; смех словно саван, холодный и желтый, смотрят глаза в океан распростертый… Вам они смотрят вослед, корабли! Время прошло. Нас навылет прожгло. Нет больше моря, и ветра, и утра. В раковинах не найти перламутра. Время — как сломанное весло. Время — как высохшая река. Нет тишины в зрачках старика. Он наклоняется над погасшей трубкой — в ней пепел, боль и тоска. …В ночь паруса разрывались в клочья. Тучи спадали, словно кора, когда мы вышли к порту и ночью бросили гулкие якоря. Эй, моряки, спускайте трапы! Неужели все это зря? Неужели ночь провисит, как тряпка, на перекрестке добра и зла? Вскинуты на головы фуражки, бушлаты черные на плечах. Но хохот веселый смолк и зачах, будто разбился о камень тяжкий. Город, откройся, разбей замки, двери раскрой, отодвинь засовы, сбрось дремоту свою, полусонный, протяни нам ладонь руки! Дай эту ночь, молчаливый порт! Зажги все лампы в барах и лавках! Пусть в ноздри ударит звериный запах, пусть заструится огненный пот. Если ты спрячешь себя от нас, от бесшабашных наших желаний в час непогожий, глухой и ранний, — мы проклянем тебя в тот же час! Старик вспоминает, и падают слезы, как с ветки листва, и пепел бессильно слетает с трубки… И альбатросы крыльями плещут, летят, и цепкой сетью морщин опутаны руки. Время проходит, и те, кто сменили нас, будут, как мы, бродить среди скорби и мрака. В гавани горьких утрат они бросят якорь, и угнездится тоска в расщелинах глаз. Будет все — и прибой прощанья, и соль изгнанья, и боль угасанья, и пустота увяданья, если не смогут с ходу порвать паруса, остановить бесплодное ожиданье.

СЬЕРРА-ЛЕОНЕ

ГАСТОН БАРТ-УИЛЬЯМС [370]

Клавиши рояля

Перевод А. Голембы

Кожа твоя горда белизной, Кожа моя черна; Дай мне руку, пойдем со мной, Музыка грянет, звучна. В одной гармонии соединим, В песню одну сольем Все, что в призыве моем звучит И в зове звучит твоем. Музыка в воздухе: Слышат все, Как, ненависть прочь гоня, Звучат, сочетаясь, Клавиш ночной И клавиш белого дня. Когда же мы рядом, В тени стены, В страхе или смятенье, — Наши тени, Как ночь, темны, Одной становятся тенью. Музыка в воздухе: Видят все, Как дерзновенно и смело Одною гармонией сплетены Облик черный И облик белый.

370

Гастон Барт-Уильямсродился в Сьерра-Леоне в 1938 году. Автор нескольких радиопьес. Пишет по-английски. Все стихи переведены впервые — из сборника «Poetry from Africa».