Поэзия английского романтизма XIX века

Скотт Вальтер

II

Я долго мог стоять, О Эрин, над твоими берегами И наблюдать, как волны беспрерывно Кидаются на отмель, и казалось, Что это Время молотом гигантским Раскалывает Вечности твердыни. Верши, титан, от битвы и до битвы, Свой одинокий путь! Народы никнут Под поступью твоею; пирамиды, Что были столько лет неуязвимы Для молний и ветров, уйдут в ничто. И тот монарх величественно-грозный, Он для тебя гнилушка в зимний день: Прошествуешь — он прахом обернется. Ты победитель, Время; пред тобою Бессильно все, но не святая воля, Но не душа, что до тебя была И твой исход когда-нибудь увидит.

1812

На могилу Роберта Эммета

Перевод Г. Симановича

[381]

VI

Ни скверна для чести твоей, ни молва Уже не страшны в тишине замогильной; А недруги тенью растают, едва Коснувшись луча твоей славы всесильной.

VII

Когда грозовые минуют струи — Негаснущий луч над землей воцарится; Лишь Эрин забудет невзгоды свои — Сквозь слезы улыбка ее возродится.

381

На могилу Роберта Эммета. — Отрывок из несохранившегося произведения; впервые опубликовано в 1887 году.

Эммет Роберт(1778–1803) — один из руководителей борьбы ирландского народа. Казнен после подавления Дублинского восстания (1803 г.), направленного против англо-ирландской

унии 1801 г.

1812

Летний вечер на кладбище

Перевод Г. Симановича

[382]

Могучий вечер погулял на славу, И испареньям не дробить лучей, И день одел в вечернюю оправу Синеющих ресниц белки своих очей. Два наважденья — тишина и мрак — Закату подают зловещий знак. Но как они в беспамятстве ни бьются, Ни тщатся все вокруг заворожить, Движенье, звук и свет не поддаются И продолжают всласть своею жизнью жить. Молчат травинки на церковной крыше, Движенья ветра будто и не слыша. И церкви многоверхое убранство, Светящиеся грани распластав, Не уступает мраку, и в пространство, В расплывчатую даль свой шпиль несет стремглав, Где в темной выси, недоступной зренью, Слетелись тени на ночные бденья. Спят мертвецы, спокойны и безгласны. Ползет из тьмы необъяснимый звук — Не чувство и не мысль, но столь же ясный, Из логова червей освобожденный вдруг. И, влившись в хор ночной, миротворящий, Он делает прохладу леденящей. Причастная покойной благодати, Смерть притягательна, как эта ночь, И впору мне, как малому дитяти, Поверить, будто смерть поведать нам не прочь Заманчивые тайны и сулит Причуды снов под тяжкой ношей плит.

382

Летний вечер на кладбище. — Стихотворение опубликовано в 1816 году вместе с поэмой «Аластор».

Как поясняла Мэри Шелли, во второй половине июля 1815 года Шелли по совету врача отправился в путешествие, он проплыл вверх по Темзе, вплоть до ее истоков.

Сентябрь 1815

Вордсворту

Перевод А. Голембы

[383]

Поэт Природы, горестны и сладки Твои воспоминанья о былом: О детстве, о любовной лихорадке, О младости, что стала горьким сном! Я грусть твою в своей душе найду, Боль, ставшую томленьем беспробудным: В тебе я видел яркую звезду В полночный шторм над обреченным судном. Ведь ты неколебимо, как утес, Стоял, презрев слепой людской хаос, Ты бедности был верен благородной, Смог Истину и Вольность восхвалить… Но что с тобой теперь, Поэт Природный? Чем быть таким — честней совсем не быть!

383

Вордсворту. — Опубликовано в 1816 году там же. Вызвано чтением поэмы Вордсворта «Прогулка» (1814).

1815

Чувства республиканца

при падении Бонапарта

Перевод А. Голембы

[384]

Поверженный тиран! Мне было больно Прозреть в тебе жалчайшего раба, Когда тебе позволила судьба Плясать над гробом Вольности… Довольно! Ты мог бескровно утвердить свой трон, Но предпочел резню в пышнейшем стиле; Ты памяти своей нанес урон, К забвению тебя приговорили! Насилье, Сладострастие и Страх — Твоих кошмаров пагубный народец. Ты шествуешь в забвенье, Полководец! С тобой простерлась Франция во прах. Но у Добра есть худший враг — химеры Повиновенья, ослепленность веры!

384

Чувства республиканца при падении Бонапарта. — Написано в 1816 году, опубликовано вместе с поэмой «Аластор».

1816

Закат

Перевод В. Рогова

[385]

Жил юноша, в чьем хрупком существе, Как свет и ветер в облачке прозрачном, Что тает в синеве палящей полдня, Боролись смерть и гений. Не понять, Каким восторгом легкое дыханье, Как летний ветерок, вдруг прерывалось, Когда с любимой, первый раз познавшей Раскованность слияния двух жизней, Он шел тропинкой узкой полевой, С востока осененной древним бором, А с запада открытой небесам. Уж солнце закатилось, повисали На пепле туч, на дремлющих цветах, У одуванчиков на бороде И на траве полоски золотые И, с сумерками смешиваясь, пали На чащу темную — а на востоке Широкая, горящая луна Всходила плавно меж стволов черневших, И звезды, чуть мерцая, высыпали. «Не странно ль, Изабелла, — он спросил, — Что солнца я не видел никогда? Мы завтра здесь его посмотрим вместе». Слились той ночью юноша с подругой В любви и сне — когда ж настало утро, Она увидела: он мертв и хладен. Не верьте, будто бог из милосердья Нанес удар. Не умерла она, Не обезумела, а год за годом Жила — но, право, кротость, и терпенье, И грустные улыбки, и уход За престарелым, немощным отцом Ей были разновидностью безумья, Когда безумье — быть не тем, что все. Ее увидеть значило прочесть Рассказ, сплетенный хитроумным бардом, Чтоб жесткие, застывшие сердца Оттаяли в несущей мудрость скорби: Потоком слез ресницы смыло ей, Ее ланиты и уста белели, Как мертвые, а руки в синих жилах, Иссохшие, пронизывал легко Свет алый дня. Сама себе могила, Где обитает огорченный призрак — Вот что осталось от тебя, дитя! «Наследник большего, чем даст земля — Безмолвья и бесстрастного покоя — Ах, есть ли у могил не сон, хоть отдых, И вправду ль мертвые не знают жалоб Иль живы, погрузясь на дно Любви, О, если б, как тебе, узнать мне — Мир!» Таков был стон единственный ее.

385

Закат. — Стихотворение полностью опубликовано в 1824 г.

1816

Гимн интеллектуальной красоте

Перевод В. Рогова

[386]

Незримого Начала тень, грозна, Сквозь мир плывет, внушая трепет нам, И нет препон изменчивым крылам — Так ветра дрожь среди цветов видна; Как свет, что льет на лес в отрогах гор луна, Ее неверный взор проник В любое сердце, в каждый лик, Как сумрак и покой по вечерам, Как тучки в звездной вышине, Как память песни в тишине, Как все, что в красоте своей Таинственностью нам еще милей. Куда ты скрылся, Гений Красоты, Свой чистый свет способный принести Телам и душам в их земном пути? Зачем, исчезнув, оставляешь ты Юдоль скорбей и слез добычей пустоты? Зачем не может солнце век Ткать радуги над гладью рек? Зачем все сущее должно пройти, А жизнь и смерть, мечта и страх Мрак порождает в наших днях? Зачем исполнен род людской Любовью, гневом, грезами, тоской? Вовек из горных сфер на то ответ Провидец и поэт не получил, Затем-то Демон, Дух и Хор Светил — Слова, что обличают много лет Бессилие умов, и чар всесильных нет, Способных с глаз и духа снять Сомненья вечную печать, Твой свет лишь, как туман, что горы скрыл, Иль звуки, что, звеня струной, Рождает ветерок ночной, Или ручей, луной зажжен, Привносит правду в наш тяжелый сон. Любви,

Надежд, Величья ореол, Подобно облаку, растает вмиг; Да, человек бессмертья бы достиг И высшее могущество обрел, Когда б в его душе воздвигнул ты престол, Предвестник чувств, что оживят Изменчивый влюбленный взгляд, О жизнетворный разума родник, Меня целишь ты, — так в ночи Виднее слабые лучи! Останься, чтоб могильный прах Не стал мне явью, словно жизнь и страх. Блуждал я в детстве по ночным лесам, В пещеры шел, среди руин бродил, Мечтая вызвать мертвых из могил, Вопрос о высшем обратить к теням. Взывал я к пагубным для юных именам, И все ж ответа не слыхал. Но я однажды размышлял О бытии, а ветер приносил Предвестья радостные мне О певчих птицах, о весне — И мне предстала тень твоя, И с воплем руки сжал в экстазе я! Тебе я был пожертвовать готов Все силы — и нарушен ли обет? Дрожа, рыдая, через много лет Зову я тени тысячи часов Из сумрака могил, — любви и мысли кров Их привечал, они со мной Перемогали мрак ночной; Чело мне озарял отрады свет Лишь с думой, что от тяжких пут Твои усилья мир спасут И, грозный, то несешь ты нам, Чего не выразить моим словам. Свет пополудни безмятежно строг, И осени гармония дана: В те дни лучами твердь озарена, Каких не знает летний солнцепек, Каких представить он вовеки бы не мог! О Дух, о юности оплот, Да будет от твоих щедрот Покоем жизнь моя теперь полна; Внуши тому, кто чтит тебя И все, вместившее тебя, Дух светлый, чарою твоей Себя бояться и любить людей.

386

Гимн интеллектуальной красоте. — Написано, по всей вероятности, в Швейцарии летом 1816 года во время поездки вокруг Женевского озера; Шелли совершал ее вместе с Байроном, с которым тогда только что познакомился. Впервые опубликовано 19 января 1817 года в газете «Экзаминер». Как поясняет Мэри Шелли, стихотворение написано под впечатлением образа Сен-Пре из читавшейся поэтом в то время «Новой Элоизы» Руссо.

1816

Лорду-канцлеру

Перевод А. Парина

[387]

Ты проклят всей страной. Ты яд из жала Гигантской многокольчатой змеи, Которая из праха вновь восстала [388] И гложет все — от духа до семьи. Ты проклят всеми. Воет правосудье, Рыдает правда, стонет естество, И золото — растления орудье, — Изобличает злобы торжество. Пока архангел в безразличье сонном С судом верховным явно не спешит И, безучастный к всенародным стонам, Тебе в твоих злодействах ворожит, Пусть вгонит в гроб тебя слеза отцова, А стон дочерний в крышку гвоздь вобьет, Пусть наше горе саваном свинцовым Тебя к червям навеки упечет. Кляну тебя родительской любовью, Которую ты хочешь в прах втоптать, Моей печалью, стойкою к злословью, И нежностью, какой тебе не знать, Приветливой улыбкою ребячьей, Которая мой дом не будет греть, — Потушен злобой жар ее горячий, И стыть ему на пепелище впредь. — Бессвязною младенческою речью, В которую отец хотел вложить Глубины знанья — тяжкое увечье Грозит умам детей. Ну как мне жить? — Биеньем жизни, резвостью и прытью, С какой ребенок крепнет и растет (Хотя сулят грядущие событья Не только радость, но мильон забот), Тенетами убийственной опеки, Вогнавшей горечь в юные сердца — Откуда столько злобы в человеке, Чтоб в детском сердце умертвить отца? — Двуличием, которое отравит Само дыханье нежных детских губ И, въевшись в разум, мозга не оставит, Пока в могилу не опустят труп, Твоею преисподней, где злодейства Готовятся во тьме в урочный час Под пеленою лжи и фарисейства, В которых ты навек душой погряз, Твоею злобой, похотью звериной, Стяжательством и жаждой слез чужих, Фальшивостью, пятнающей седины, — Защитой верной грязных дел твоих, Твоим глумленьем, мягкостью притворной, И — так как ты слезлив, как крокодил, — Твоей слезой — она тот самый жернов, [389] Который никого б не пощадил, — Издевкой над моим отцовским чувством, Мучительством злорадным и тупым — С каким умением, с каким искусством Ты мучаешь! — отчаяньем моим, Отчаяньем! Оно мне скулы сводит: «Я больше не отец моих детей. Моя закваска в их сознанье бродит, Но их растлит расчетливый злодей». Кляну тебя, хоть силы нет для злобы. Когда б ты стал честнее невзначай, Благословением на крышку гроба Легло б мое проклятие. Прощай.

387

Лорду-канцлеру. — В октябре 1816 года покончила с собой первая жена Шелли — Харриет. В январе 1817 года он писал Байрону: […] Моя бывшая жена умерла. Это произошло при обстоятельствах столь ужасных, что я едва решаюсь о них думать. Сестра ее, о которой Вы от меня слышали, несомненно (если не в глазах закона, то на деле) убила ее ради отцовских денег […] Сейчас ее сестра подала на меня в Канцлерский суд с целью отнять у меня моих несчастных детей, ставших мне теперь дороже, чем когда-либо; лишить меня наследства, бросить в тюрьму и выставить у позорного столба за то, что я РЕВОЛЮЦИОНЕР и атеист.Как видно, живя у меня, она похитила некоторые бумаги, подтверждающие эти обвинения. По мнению адвоката, она несомненно выиграет дело […] Итак, меня повлекут перед судилище деспотизма и изуверства и отнимут у меня детей, имущество, свободу, доброе имя за то, что я обличил их обман и бросил вызов их наглому могуществу […]» (Перевод. 3. Александровой. См.; Шелли. Письма. Статьи. Фрагменты. М., 1972, с. 116) В марте того же года Шелли был лишен отцовских прав на детей от Харриет; ему стали также известны слова лорда-канцлера Элдона о том, что не худо было бы отнять у него и сына от его второй жены Мэри Шелли. Стихотворение было опубликовано в 1839 году Мэри Шелли.

388

Которая из праха вновь восстала… — Имеется в виду «звездная палата», высшее судебно-медицинское учреждение Англии, уничтоженное в ходе буржуазной революции в 1641 году.

389

Твоей слезой — она тот самый жернов... — Парафраз образа, встречающегося у Шекспира. Например, в «Ричарде III» Глостер говорит, обращаясь к убийцам: «Ваши глаза роняют жернова, когда глаза глупцов источают слезы!» (Перевод подстрочный).

1817

Смерть

(«Навек ушли умершие, и Горе…»)

Перевод В. Рогова

[390]

Навек ушли умершие, и Горе, У гроба сидя, их зовет назад, — Седой юнец с отчаяньем во взоре, — Но не вернутся друг, невеста, брат На еле слышный зов. Лишь именами От нас ушедшие остались с нами, Лишь мука для души больной — Могилы предо мной. О Горе, лучший друг, не плачь! Когда-то, Я помню, вместе любовались вы На этом месте заревом заката, Все безмятежно было, но, увы, Тому, что минуло, не возвратиться, Ушли надежды, седина сребрится, Лишь мука для души больной — Могилы предо мной.

390

Смерть («Навек ушли умершие, и Горе…») — Стихотворение опубликовано в 1824 году.

1817

Озимандия

Перевод В. Микушевича

[391]

Рассказывал мне странник, что в пустыне, В песках, две каменных ноги стоят Без туловища с давних пор поныне. У ног — разбитый лик, чей властный взгляд Исполнен столь насмешливой гордыни, Что можно восхититься мастерством, Которое в таких сердцах читало, Запечатлев живое в неживом. И письмена взывают с пьедестала: «Я Озимандия. Я царь царей. Моей державе в мире места мало. Все рушится. Нет ничего быстрей Песков, которым словно не пристало Вокруг развалин медлить в беге дней».

391

Озимандия. — Стихотворение опубликовано в январе 1818 года в газете «Экзаминер». Обломок статуи с именем царя Озимандия был найден незадолго до того в Египте.